Талант (Жизнь Бережкова)
Шрифт:
— Присаживайтесь. Выбирайте, где удобнее, — предложил Любарский, указывая на кресло и диван.
В кабинете среди прочей мебели уместилась чертежная доска и некрашеный рабочий стол, где Бережков заметил тиски, инструменты и миниатюрный разобранный моторчик. Бережков покосился туда и отвел взгляд, чтобы не показаться нескромным.
— Там ваша мастерская? — деликатно спросил он.
— Да. Посмотрите-ка эту вещичку.
Они подошли к столу.
— Э, тут у вас, Владимир Георгиевич, что-то очень любопытное.
— Мотор моей
— Для чего же такой маленький?
— Хочу на днях запустить авиамодель с одним оригинальным пассажиром.
— С пассажиром? На таком моторчике?
— Да… Вот, не угодно ли?..
Любарский достал и протянул гостю большую фотографию. В небе парил коробчатый воздушный змей с привязанной плетеной корзинкой.
— Держите лупу… Видите, оттуда торчит собачья мордочка? Это у меня собака-летчик… Сейчас мы ее вызовем.
Повернувшись к распахнутой створке окна, Любарский заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Этот мальчишеский жест, мальчишеский свист восхитили Бережкова. Он тоже любил в свободный час поражать друзей и знакомых всяческими фокусами и с удовольствием узнавал такую же жилку в Любарском. Собака, однако, не явилась на призыв.
— Ушла, верно, с ребятами, — сказал Любарский. — Ничего, потом мы еще раз ее свистнем.
Бережкову понравилось и это — показалось очень милым, что ученая собачка где-то бегает на воле. Он уже чувствовал себя очень удобно и приятно в этом доме, уже не сомневался, что сумеет, когда подойдет решающий миг, добиться того, за чем приехал.
А пока Бережков склонился над моторчиком, рассмотрел его устройство.
— Чудесная идея! Я тоже, Владимир Георгиевич, когда-то сконструировал нечто подобное, но применил другой принцип.
Он вынул карандаш, попросил листок бумаги и быстро набросал схему. Любарский следил с интересом.
— Работал он у вас?
— Да. Работал по нескольку минут. Потом ломался. Потом я его забросил.
— Потом забросил… Извечная наша история. Тема для бессмертного романа о России.
— Нет. Хочется, чтобы герой в конце концов все-таки дожал! Вот была бы книга!
Этот ответ рассмешил Любарского.
— В технике вы мыслите куда оригинальнее, — сказал он и, не продолжая философического разговора, снова взял набросок. — Что вы скажете, если я попробую сделать маленький моторчик, используя ваш принцип?
— Пожалуйста… Доходы пополам, — пошутил Бережков. — И слава тоже.
Любарский опять рассмеялся.
— Какие доходы? Какая слава? Где вы живете? Эти милые игрушки я делаю собственноручно для собственного удовольствия.
— Но ведь потом такой моторчик можно запустить в серию, выпускать на заводе для авиалюбителей.
— Что вы? Ей-богу, вы ребенок! Где у нас вы найдете завод, который смог бы производить эти вещицы, требующие тончайшей обработки? Ведь все это я сам отшлифовал…
Здесь же на столе лежал и чертеж моторчика. Завязался разговор специалистов.
— Вы позволите, Владимир Георгиевич, критиковать?
Любарский с улыбкой разрешил.
— Не кажется ли вам, что эта группа, — Бережков обвел кончиком карандаша некоторые детали в чертеже, — не совсем вам удалась? Что она как-то тяжелит всю вещь?
Главный инженер уже не улыбался. Да, Бережков угадал. Во всей конструкции эта часть была единственной, которая не удовлетворяла и Любарского; он изорвал много чертежной бумаги, но под конец все-таки сдался, примирился с вариантом, который ему самому казался грубым.
— А что, если бы, — продолжал Бережков, — вы в этом месте дали ей две степени свободы? Предоставили бы ей возможность поиграть…
Он что-то поправил в чертеже. И тотчас с опаской посмотрел на автора. Но Любарский сказал:
— Так, так… Развивайте вашу мысль…
Несколькими взмахами карандаша Бережков на чистом листке изобразил свою мысль.
— Видите, тогда вся эта группа…
— Верно! — воскликнул Любарский.
Не раз он в своих поисках ходил около этой же идеи, и она теперь уже казалась ему собственной.
— Верно! Я сам об этом думал! Но вы-то как это нашли?
Бережков порозовел. Он был чувствителен к похвалам.
— Чудо-ребенок, — со свойственной ему скромностью произнес он и развел руками.
— Чудо-ребенок, — повторил, смеясь, Любарский. — А ну, невинное дитя, давайте-ка ваше письмо…
Заветный чемодан тотчас был раскрыт. Вручив Любарскому письмо, Бережков положил книги аккуратной стопкой на круглый столик у дивана. Заблестело тисненное золотом название французского журнала. У Любарского вырвалось:
— Ах, как они это умеют!
Кончиками пальцев он провел по переплету, по очень искусной имитации кожи. Пробежав письмо, он опять тронул переплет, раскрыл и с улыбкой прочел надпись:
— «Нежному поклоннику…» Жаль, что у меня давно ничего не было в печати. Я написал бы ему: «Милой лисичке Августу Ивановичу Шелесту». С удовольствием провел бы с ним вечерок, посидели бы, пофилософствовали… Разносная статья о его книге? Любопытно…
— Сейчас я вам найду.
Бережков потянул к себе тяжелый том и… И последовал именно тот эффект, что предсказал Шелест. Под журналом лежали альбомы. Их увидел Любарский.
— Что это? Французы? — Он сразу взял альбомы в руки и расположился поудобнее на диване. — Где вы достали?
— У Августа Ивановича. Выпросил себе в дорогу, чтобы поглядеть в поезде для развлечения.
— Боже мой! Поглядеть! В поезде! Для развлечения! — Любарский осторожно переворачивал большие шершавые листы с приклеенными репродукциями, прикрытыми тончайшей папиросной бумагой. — Ах, как переданы краски! В поезде! Варвар! Этим надо упиваться, созерцать… Ведь это художественные откровения, красота отчаяния, повесть нашего века…