Там, где горит свет
Шрифт:
Ему нелегко давались слова, и она не дала ему продолжить:
– Я знаю. В газете прочитала.
– Ланселот – слишком редкое имя, чтобы ошибиться. – Мне очень жаль.
– Я был… не в себе эти дни. Не хотел, чтобы вы с Люком видели меня таким.
– Главное, что ты вернулся.
– Разве можно не вернуться туда, где для тебя горит свет?
Софи подумала, как же замечательно вышло, что она забыла потушить лампу, хотя он, казалось, имел в виду совсем другое.
Теплые губы коснулись ее виска, и девочка дернулась, словно пчела ужалила.
– Ох, мелкая, - улыбнулся парень, разжимая руки и отпуская ее, - что
– Цветы, - пробормотала Софи, краснея от этой его улыбки. – Надо в воду поставить.
Желтая – это Филомена, она знала. Невеста – наверняка белая. Значит, красная – Красавица Южноморья…
Глава 21
На следующий день Софи снова в лавку не пришла – проспала. Полночи с Тьеном просидели на кухне, говорили. Вроде бы о пустяках, о ерунде всякой, но вспоминать отчего-то стыдно: сразу кровь к щекам приливает, мурашки холодные по телу, а внутри все огнем горит…
Но потом – ничего, вернулось все, стало как и раньше. И с работой, и с постояльцем.
Господин Гийом, правда, поворчал немного, что слишком часто она хворать стала, но больше по-доброму, по-отечески. Вместо четырех дней всего два из жалования вычел, и делами на первых порах после «выздоровления» не сильно нагружал.
А с квартирантом - тут сложнее. Непонятнее. Ведь если он денег за жилье теперь не дает, то получается, и не квартирант уже. А кто?
Софи почти неделю над этим вопросом голову ломала. Никак не объяснишь. Но если не умом, а сердцем судить, то как-то правильно все выходило, словно только так и должно быть, и никак иначе. Тьена она про это, конечно, не спрашивала. О другом узнать хотела, но тоже стереглась пока. Непонятное что-то с парнем творилось, а что, так сразу не объяснить. Вроде все тот же, а в чем-то, в мелочи какой-то, во взгляде, в слове, случайно оброненном, совсем другой. И вести себя стал временами странно. Во вторник она из лавки вернулась (засветло уже, зима-то последние деньки отбывала), а он для Люка качели смастерил - веревка с дощечкой - и на яблоне повесил. Малыш катается, а Тьен тем временем в саду копошится. Сказал, убрать к весне надумал. Листья прошлогодние и впрямь в кучу сгреб, дорожку вымел. Только когда Софи пришла, он на корточках у забора сидел, сухую землю из руки в руку пересыпал и нашептывал что-то, даже ее сразу не заметил…
Еще рисовать стал, все черточки какие-то, фигуры, звезды пяти и шестиугольные, кругами обведенные. Порисует-порисует, бывало, десяток листов за раз изведет, и тут же в печку кинет…
Но не так часто с ним эти странности случались, чтобы переживать. Может, просто бездельем человек мается? Вот, например, в вечер перед выходным Софи на кухне возилась, хотела загодя еды наготовить, потому как на следующий день уже погулять договорились, вдруг слышит, у постояльца в комнате стук какой-то: бум, бум, бум. Пошла поглядеть, так оказалась, он там с табуретки прыгает. Разминка, говорит, такая, мускулатуру укрепляет. А сам до пояса раздет, и мускулатура, ага… В общем, она решила, пусть себе прыгает.
В выходной в город вышли. В парке погуляли, в кондитерской посидели. Про то, чтобы на площадь Адмиралов сходить ни один не заикнулся: Ламили там неподалеку живут, пойдешь – точно встретишь. Но о том, что у Анны скоро день рождения Софи помнила, и подарок уже купила. Решила, что занесет, поздравит, а в дом и заходить не станет. Хоть и вряд ли пригласят…
На
– А вы знаете, господин Брю, наш прославленный земляк, на будущей неделе посетит наш магазин! – радостно известил их продавец. – Есть прекрасная возможность задать вопросы любимому автору и получить автограф!
– Придем? – спросил у девочки Тьен.
– У меня работа, - напомнила она.
Да и не был господин Брю ее любимым автором – только сегодня впервые имя услышала.
А парень решил все-таки сходить.
Накануне книжку про фей от корки до корки прочел и весь вечер писал что-то, даже с Люком играть отказался, хоть тот и упрашивал, а Софи, когда она спросила, что за писульки, ответил, что секрет и, может быть, ничего еще и не выгорит.
Но выгорело.
– Вот, держи. Только сразу не трать. – Она только-только вернулась с работы домой, по дороге из лавки заглянув на рынок за керосином, а постоялец с ходу всучил ей тонкую стопочку банковских бумажек.
– Что это?
– Да вроде бы деньги, - удивился вопросу парень. – Пусть у тебя будут, ты лучше знаешь, что в дом покупать нужно.
– Откуда столько?
Тьен усмехнулся:
– От господина Бертрана Брю. Получили сегодня вместе с автографом. Да, Люк?
Он подмигнул путавшемуся под ногами «напарнику», с которым ходил днем на встречу с писателем, и Софи за голову схватилась. Стянула шапку и спрятала в ней лицо.
– Вы… Ты… - Слов не было на такую бесшабашную наглость ответить. Но выдавила кое-как: – Ты сказочника ограбил?
Представился добродушный длиннобородый старичок в старомодном сюртуке и с клюкой, у которого бессовестный вор вытянул из кармана кошелек, лишив последнего нажитого.
– Чего? – переспросил оскорбленно парень.
– Кто кого ограбил? Люк, мы кого-нибудь грабили?
– Не-а, мы не г’абили! – звонко подтвердил малыш.
– Но деньги… - Софи совсем растерялась.
– Продал писаке кое-какие историйки, - объяснил Тьен. – И идею для романа – может, напишет. Почитаем.
– Продал? Свои сказки? – догадалась девочка.
Раньше ей и в голову не пришло бы, что за такое возможно денег выручить. Но сказки у Тьена были расчудесные, таких наверняка ни в одной книжке нет… А теперь будут.
Уже за ужином, хорошенько все обдумав, снова завела эту тему:
– Ты же мог сам книгу написать. Тогда бы все знали, что это твои сказки, а не какого-то Брю.
Милый старичок в ее сознании превратился в толстого сквалыгу, наживающегося на чужом труде и фантазии.
– Написать, наверное, мог бы, - согласился, поразмыслив, парень. – Но издать – вряд ли. А у этого Брю каждый год новые книги выходят. Имя, договоры с издательствами… - Он заметил ее удивленный взгляд и пожал плечами, отвечая на не озвученный вопрос: - Да, знаю об этом немножко. Когда-то один человек рассказывал. Тоже пытался книжки писать, не сказки, а серьезные вещи. Он в последнюю войну воевал, повидал многое. Потом профессору одному записки продал, тот их в свои труды включил. И истории остались, и Михалу деньжат перепало. Михал – это тот человек, что мне о книгах рассказывал. Умер он уже… А я с лета на кладбище не был…