ТАСС не уполномочен заявить…
Шрифт:
— Но это, скорее, случайность, что ничего между вами не произошло? Ты, ведь, Этого хотела?
«Ой, — пытка продолжается, — подумала Лариса. — По-моему, я вышла замуж за следователя с Петровки».
И решила, что на этот вопрос она просто промолчит.
— Я видел, как ты на него смотрела, как пылинки с него сдувала, как поддерживала под руку, когда вы шли к гостинице…
— Он был нездоров, — упавшим голосом сказала женщина.
— Ну, понятно. Зато я был здоров, как бык. Как деранул два кросса вокруг гостиницы
— Арис, родной мой, — как же тебе было плохо, — сказала Лариса, крепко обнимая мужа и пытаясь его успокоить.
Она вдруг поняла, что он на грани истерики от ревности и обиды. И ему надо помочь. Точно так же, как он помогал ей после свадьбы, когда она оказалась «никакой» невестой. Ему надо просто дать возможность выговориться.
— Что же ты кричал?
— Я бежал, задрав руку, словно, держа копье, которым целился в соперника… И кричал только одно слово: «нет»!
«Бедный мой Арис, бедный. Боже мой, это ж какие горячие страсти кипели в тот жутко морозный день», — подумала Лариса.
И для нее это был не самый удачный день. Она вспомнила, как перед первым киносеансом в «Зарядье» ела шоколадку, которую запивала ледяным томатным соком. На всю жизнь она запомнила эта несочетаемое вкусовое ощущение. И ей тоже было плохо. И слезы душили ее тогда. И она чувствовала себя виноватой перед Мишелем. Но, оказывается, был человечек, которому в тот день в тысячу раз было хуже…
— Ну, ладно, я — мужик. Сильный и здоровый, — сказал Аристарх, и Ларисе показалось, что он немного начал уже успокаиваться. — Но что он с тобой сделал — этот заезжий гастролер?
И она поняла, что ей надо молчать, даже, если она с чем-то будет не согласна.
— Ты потом заболела…
— Да, я простыла, неделю не ходила на работу, что-то такое припоминаю…
— Тебя не было двенадцать дней…
— Ты считал? — изумилась женщина и потерлась губами о его щеку.
— Считал… Представь себе. Я так испугался, что он увезет тебя с собой. Ну, в смысле совсем увезет…
«Ой, милый, опасения твои были вовсе не напрасны. Он действительно звал меня замуж», — подумала Лариса.
— А когда ты вышла на работу, я как глянул на тебя, вся ревность моя тут же улетучилась. На тебя было жалко смотреть. Ты по коридорам ходила, держась за стенку.
— По-моему, ты преувеличиваешь, — тихо возразила женщина, но я действительно ослабла после той болезни…
— Ну, еще бы. Болезнь у нас была с тобой одинаковая — присуха называется. И тогда же на груди у тебя эта брошечка золотая появилась в виде скрипочки.
«Молчи, молчи, — приказала себе Лариса. — Пусть выговорится».
— Как-то обедали мы вместе за одним столом. Уже, между прочим, лето было на дворе… Говорили о какой-то ерунде, — мужчина обхватил голову руками. — Ты бы видела себя со
— Я поняла. Эту брошку никогда больше носить не буду, — сказала она тихо.
— Теперь я буду дарить тебе украшения, — сказал он.
— Конечно, милый, конечно. Вот это самое мое дорогое украшение, которое ты мне подарил, — и она прикоснулась губами к своему обручальному кольцу.
Аристарху это было, конечно, очень приятно слышать. Очень. Но остановиться ревнивец уже не мог.
— Ты меняла наряды, но всякий раз эта брошка оказывалась у тебя на груди. И ты постоянно дотрагивалась до нее рукой, даже не замечая этого.
(«Ой-ёй-ёй, что же мне делать?»).
— И я понял, что он просто энергетический вампир, который через это золотое украшение сосет из тебя все жизненные соки… И даже подумал, что, возможно, эта вещь — какая-то заговоренная, потому что, в первый же день, как только ты ее сняла, у нас всё сладилось так вдруг…
(«Знал бы ты, для кого я наряжалась в тот день, наблюдательный ты мой. Впрочем, лучше бы не знал. Ой! Когда же эта пытка закончится?»)
— Скажи, ты, ведь, о нем вспомнила именно тогда, когда мы ели с тобой яблоко? — Аристарх склонился над ее лицом.
(«Ой, помогите кто-нибудь!»)
— Он был у нас в гостях, мы ели фрукты… Разве есть яблоко — это преступление? — сказала Лариса, понимая, что ответила, ну, ужас, как плохо.
— Даже так. Значит, с родителями знакомила… Про гостей — верю. А вот про яблоко — что-то не то, чувствую, какая-то полуправда…
И он замолчал.
— А-а-а, — кажется, я понял, — выдал он через секунду и опять склонился над ее лицом, — это он тебе сказал, что ты — его искусительница? А как… как ты его искушала?
(«Я этого не вынесу! Тебе, что ли, рассказать, как я выплясывала в гостиничном номере на столе и пела: „Однажды морем я плыла“?»)
— Молчи, молчи. Можешь не отвечать. Я просто хочу сказать, чтобы ты знала: он только подумает о тебе через моря и океаны, или ты вдруг вспомнишь о нем, я в ту же секунду буду уже знать об этом. Поняла? Вот такой я чувствительный. Меня не обманешь.
— Ты же — счастливый обладатель, а не он, — тихо сказала Лариса. — Умоляю, Арис, давай закроем эту тему.
— Ну, скажи, чем он тебя так присушил, если ничего между вами не было? Какие золотые горы он тебе пообещал? Я чувствую что-то такое… Он опасен. Я не позволю, чтобы ты из-за него страдала. Не позволю. Не отдам, слышишь? Не отдам! Я делить тебя с ним не смогу!
Женщина молчала, подавляя слезы.
— Не отдам, — повторил Аристарх.
А про себя подумал: «Обрюхачу, сейчас же, сию минуту, будешь у меня с животиком ходить, на замочке…»