Тайга – мой дом
Шрифт:
— Ну здорово, — проговорил Андрей. Голос у него густой.
— Здорово, бойё, — Авдо протянула ему руку.
Затем Андрей протянул руку мне.
— Андрей Степанович Жданов, — окинул меня внимательным взглядом серых глаз. — Как вам наше житьё-бытьё нравится? — снимая понягу и телогрейку, спросил он.
— Да так, ничего. Только иногда страшновато в лесу, — ответил я.
Андрей положил в угол на дрова телогрейку с понягой и сел рядом со мной.
— Страшновато, говорите? Все правильно. Иначе человек был бы не человеком, а роботом.
Андрей взял понягу,
— Гостинцы тебе от парней.
— Орехи, — удивилась Авдо. — Однако, где ты их зимой взял?
— Соболя следил. Привел он меня к кедру. Ветром дерево свалило. Смотрю — к корням тропа. Заглянул под корень, а там отборных орехов с пуд. Гнездо бурундука было, когда дерево падало, разворотило гнездо.
Я присматриваюсь к Андрею. Ему лет сорок или чуть побольше. Тонкий нос, тонкие губы. На лице, как у женщины, нежная матовая кожа, которой никогда не касалась бритва. Андрей перехватил мой взгляд, усмехнулся. На щеках его от носа до подбородка по две борозды прорезалось. Андрей провел рукой по подбородку.
— Загадка природы, — проговорил он. — Моя прабабушка была эвенка. По этой причине не, растет борода.
Авдо подала Андрею кружку чаю и кусок сахару.
— Маленько пей с устатку. Потом суп готов будет.
Андрей отпил глоток.
— Как здоровье твое, Авдо? — спросил Андрей.
— Пока ничего. Хожу.
— А промышляете как?
— Не обижаемся. А вы как?
— По десятку соболей взяли. И белка есть. Я с ребятами с речки Белой встречался. Тоже неплохо добыли. Медведя спромышляли, да матерого.
— Хорошо. С деньгами будут.
— А вы надолго к нам? — спросил меня Андрей.
— С месяц пробуду.
— От Валентина вам привет.
— Спасибо. Когда из тайги выходить думаете?
— В конце декабря.
— Тогда увидимся в деревне еще, — я встал. — Пойду собак накормлю.
— Моим тоже что-нибудь дайте, — попросил Андрей.
— Всем хватит.
Глава 8
Когда я вернулся в палатку, в красном углу — так мы называем небольшой пятачок свободного места за печкой — был уже накрыт стол: в мисках налит суп, в чашке лежала расколотка из сига, небольшими звеньями были нарезаны свежепросоленные хариусы.
— Авдо, кажется, чего-то не хватает к ужину, — проговорил Андрей.
— Разве ложки позабыла положить? — с невинным видом спрашивает Авдо.
— Да нет, ложки вроде есть.
— Соль тоже есть.
— Вот ты расколотку подала. Это же еда богов. Чтобы ее принять, надо вначале желудок святой водой обласкать, иначе проку в еде не будет.
Авдо пододвинула к себе сумку, достала бутылку спирта и подала Андрею.
— Налей немного в кружки. Остальное оставь. Еще кто-нибудь в гости придет.
— Авдо, да у меня больше рюмки и душа-то не принимает. Разве из уважения к тебе.
— Рюмка-то у тебя, бойё, однако, с ведро будет.
Настроение у всех было отличное. Мы выпили, закусили.
— В молодости на спор я по десять сигов за один раз съедал, — говорит Андрей.
— Расколоткой? —
— Некоторые больше будут, — добавляет Авдо. — А брюхо не заморозил?
— Не десять, а двух-то съедал. И без спиртного. Я уж его так, годом да родом принимаю. А что, Авдо, плеснем еще помаленьку, так, с ножовый обух.
— Однако, плесни, — великодушно разрешает Авдо.
После ужина мы отдыхаем. Авдо убрала посуду и курит. Андрей лежит на оленьей шкуре. Я растапливаю печку: мы не заметили, как она прогорела и в палатке стало прохладно.
— Вы тоже живете в палатке? — спросил я Андрея.
— Нет. У нас зимовье, просторное, светлое.
— А для Авдо почему зимовье не срубите?
— Однако, на каждом собрании охотников говорю. Управляющего Михаила Фаркова ругаю, — оживилась Авдо. — Никакого толка. Так в палатке мерзну. Сколько раз болела.
Михаила я знаю. С ним мы росли, вместе служили в армии. Парень он толковый. Грамота у него небольшая, но природа наделила его цельным умом.
— Он же охотник толковый, — заметил я.
— Пошто плохой охотник будет, — проговорила Авдо. — Сама учила. И начальник хороший.
— Тогда в чем же дело?
— Людей никуда не хватает, — отметил Андрей.
— Куда же люди деваются?
— Уезжают. Отжили свой век маленькие деревни.
— Что-то не пойму вас.
— А что тут понимать? Тридцать семей у нас на селе. А вы посмотрите, кто в этих семьях — старые, пожилые да малые дети. Молодежи-то нет. Парни уходят служить в армию и не возвращаются. У меня три брата. Один токарем в Ангарске работает, второй — шофер в Иркутске, третий — летчик. Сын десятилетку закончил и остался в городе, пошел на стройку, на электросварщика учится. Как-то младший брат приезжал. Охотник он хороший. Тайгу любит. Стал я его ругать, что уехал он из деревни. А брат и говорит: «На кой шут мне эта тайга? Отработал я в городе восемь часов у станка, пришел домой, у меня никаких забот. Смотрю телевизор, или идем с женой в театр. Или книгу почитаю. Вместе с женой поступили в институт на заочное отделение. Через пять лет инженерами будем. А что здесь? Из всей культуры — раз в неделю кино, да и то старое. Сходил посмотрел кино, а дальше что? Пришел к товарищу, он бутылку на стол, загуляли. Завтра он ко мне приходит. Опять та же история. Да и не только молодежь уезжает. Подрастают дети, учить их надо. Можно в интернат посылать. Но когда дети при родителях, все-таки лучше. Семей десять уехало в райцентр, в город».
— Но что-то надо предпринимать, чтобы люди оставались. Строить школы, клубы.
— Мы об этом уже толковали. Ничего не получается. Построй школу-десятилетку, надо пятнадцать — двадцать учителей. А кого учить? В каждом классе по два-три ученика будет. Не получается со школой. Построим клуб. Приду я в него. А что там делать буду? Нанять кого-нибудь, чтобы меня развлекали? Пустой разговор.
— Но кто-то же остается в селах?
— Остаются, у кого детей нет. Или родственники в городе, к которым можно отправить детей. Но я бы давно закрыл эти деревни.