Тайны археологии. Радость и проклятие великих открытий

Летом прошлого года я присутствовал при закладке нового сруба в деревне. В восточном углу дома будущий хозяин вырыл ямку и бросил горсть монет.

— Зачем? — спросил я.

— Так положено, — ответили мне.

Кем? Когда? Почему? — ответить никто не мог. Положено — и всё.

Пришлось выяснять это самостоятельно. Правда, раскапывая древнегреческие города, я уже сталкивался с чем-то подобным: находками монет в фундаментах. Тогда это объяснялось просто: на счастье. Чтобы дом стоял на деньгах. Но всё оказалось гораздо сложнее и куда как древнее денег.

Ещё один из первых и виднейших археологов СССР, автор учебника по археологии, А. Арциховский писал: «Неизвестно, чем вызваны погребения, встречаемые в мустьерских стоянках разных стран: страхом перед мертвым, заботой о нем или

просто желанием уберечь покойника от зверей. Во всяком случае эти погребения дали нам основной антропологический материал по неандертальскому человеку». Несуразностей тут две.

1. В пещерах или на стоянках жили тысячи лет и тысячи поколений, а находят один, два, три костяка; за что такой почет и куда делись остальные?

2. Почему большинство похороненных — дети или подростки (мальчик из Тешик-Таш, сунгирские дети и т. д.), за что им такой почёт?

Ответ, как ни странно, дали не археологи первобытного общества, а современные этнографы и историки культуры. Именно они наткнулись и заинтересовались древней и жестокой тюрингской легендой. Чтобы сделать замок Либенштейн неприступным, за большие деньги купили ребенка и решили замуровать в стену. Пока каменщики делали своё дело, ребёнок сидел в нише и ел пирог. Иногда он кричал находившейся рядом матери: «Мама, мне тебя видно… Мама, мне всё ещё тебя видно… Мама, я вижу тебя в щёлочку… Мама, а теперь я ничего не вижу».

Вскоре выяснилось, что подобные обряды были не только у немцев, а у всех народов Европы без исключения. Стены Копенгагена, например, несколько раз обрушивались, пока строители не прибегли к радикальному средству: взяли невинную голодную девочку и посадили за стол с игрушками и кушаньями. Пока девочка насыщалась и играла, двенадцать (сакральное число?) рабочих сложили свод. Затем во все время возведения стен около склепа играла музыка, чтобы заглушить вопли несчастной. В итальянских преданиях можно найти историю о мосте через реку Арту, который всё время обрушивался, пока в него не заложили жену строителя. Мост стоит, но его периодически трясёт от рыданий и проклятий несчастной женщины.

В Шотландии вам и сейчас расскажут, что древние пикты орошали человеческой кровью закладку всех своих построек. В Англии помнят о Вортингерне, который не мог закончить башню, пока не пролил на фундамент кровь ребёнка, рождённого матерью без отца. Даже святая Колумба зарыла святого Орана живым в основание своего монастыря, чтобы умилостивить духов земли, которые злокозненно разрушали ночью построенное за день.

Ничем не отличались и славяне. В Сербии три брата решили построить крепость Скадру, но злая вила-русалка год за годом разрушала то, что возводили триста каменщиков. Пришлось умилостивить злодейку человеческой жертвой. Решили, что ею станет жена того брата, которая первой принесёт рабочим пишу. Братья поклялись хранить решение в тайне, но двое старших предупредили жен, и, когда жена младшего пришла на стройку, ее тут же замуровали в стену. Правда, женщина умолила оставить небольшое отверстие, через которое она могла бы выкормить грудью недавно родившегося ребенка. До сих пор сербские женщины приходят к источнику, который течёт по тенам крепости и имеет цвет молока из-за примеси извести.

Славянские князья, приступая к закладке детинца и соблюдая обычай, посылали дружинников на дорогу с приказом схватить первого ребенка, который им попадется. Судьба ребенка очевидна, как очевидно второе название русских кремлей.

В 1463 году крестьяне, обитавшие по реке Ногат (Польша), решили поправить плотину. «Знающие» люди посоветовали им бросить туда какого-нибудь человека, чтобы плотина была крепче. Крестьяне так и сделали: напоили нищего и закопали живым.

Обычай этот оказался столь живучим в Европе, что даже в 1843 году жители германского Галле предлагали в основание нового моста заложить ребёнка. Этого, однако, не сделали, посчитав варварством.

Не стоит думать, что обычай закладки жертв для прочности фундамента (особенно культовых зданий) характерен только для Европы. Его нетрудно проследить по всему миру.

В Японии ещё в семнадцатом веке существовало поверье, что стена, возведенная над добровольной человеческой жертвой, предохранит будущих хозяев от несчастий. Для этого отыскивали самого несчастного невольника, который смерть предпочитал жизни, и заваливали его камнями в фундаменте. В Полинезии от миссионеров не скрывали тот факт, что опорная колонна храма Мавы воздвигнута над телом человеческой жертвы. Другой путешественник был очевидцем того, как при

сооружении Большого дома на острове Борнео вырыли яму для центрального столба и туда опустили девушку-невольницу. Сам столб висел над ямой; когда веревки перерезали, столб раздавил девушку. В Бирме миссионер Мэсон слышал от очевидцев, что при строительстве новых ворот в городе Тавойя в каждую яму бросили по преступнику, желая умилостивить демона. В Мандалайе утопили королеву в Бирманском рву, чтобы сделать город неприступным. Радже Сала-Бину никак не удавалось построить крепость в Пенджабе, юго-западный угол все время разрушался. Тогда раджу убедили, что единственный выход — это пролить кровь единственного сына. Такого отыскали у какой-то вдовы и убили. Дж. Фрэзер приводит историю беглого матроса Джона Джэксона, который два года жил среди дикарей острова Фиджи. «Во время его пребывания на острове туземцы стали перестраивать дом местного вождя племени. Однажды, находясь близ места постройки, Джэксон увидел, что привели каких-то людей и заживо закопали их в ямах, где были поставлены столбы для дома. Туземцы пытались отвлечь его внимание от этого зрелища, но он, желая убедиться в подлинности факта, подошел к одной из ям и увидел стоящего в ней человека, обхватившего руками столб, с головой, еще не засыпанной землей. На вопрос Джэксона, почему они зарывают в землю живых людей, дикари ответили, что дом не сможет долго продержаться, если люди не будут постоянно поддерживать его столбы. Когда он затем опять спросил, как могут люди после смерти поддерживать столбы, то фиджийцы объяснили ему, что если люди решились пожертвовать жизнью, чтобы подпирать столбы, то сила жертвы побудит богов сохранить дом и после их смерти». Про Америку и говорить не приходится. Индейцы приносили жертвы так часто и столь многочисленные, что жесткость по отношению к ним со стороны конкистадоров, возможно, и объясняется индейским же отношением к человеческой жизни. (Вот пример подобного отношения. Четверо индейцев переносили через реку конкистадора и решили экспериментально проверить, правда ли, что испанцы бессмертны. Опустив его голову в воду, они выждали некоторое время и вынесли свой груз на берег. Три дня они ждали, не очнется ли «бессмертный», после чего двинулись дальше и, придя, рассказали об этом испанцам.)

Как видно, обычай приносить жертву при закладке зданий не изжит до сих пор, только в некоторых местах он принял более мягкие формы. В Германии, например, при закладке мостов злому духу обещают в жертву христианскую душу, но обманывают и по готовому мосту первым пускают петуха (вероятно, после многолетних войн с Францией). В России в построенный дом первой запускают кошку, стараясь обнаружить нечистую силу, которая не даст жить. В других странах кошку заменяет собака. В Дании под алтарем новой церкви зарывают агнца, чтобы церковь стояла дольше. Известен случай, когда на вновь обустроенном кладбище первой похоронили живую лошадь. В современной Греции строители на первом заложенном камне приносят в жертву ягненка или черного петуха — символ черных сил. Там же сохранилось поверье, что первый, кто пройдет мимо начавшегося строительства, долго не проживет.

Из всего вышеизложенного понятно, откуда взялись многочисленные предания и истории о привидениях и призраках, разгуливающих по подземельям дворцов, замков и монастырей: старые стены трескались, в нишах находили кости, часто в цепях, остальное уже додумывали человеческая фантазия и страх. Мне известна в Москве одна старинная усадьба, где лет двадцать-тридцать назад в стене обнаружили женские кости и башмаки — все, что не истлело. История их обнаружения тем более странна и необычна, что человек, передавший ее, — скептик чрезвычайный и на мир смотрит через призму физического факультета, который и окончил. Наконец, он главное действующее лицо в ней и вспомнил, только когда я рассказал ему о детинцах на детских костях.

«Я работал в управлении делами, директором которого был мой дядя со стороны матери, но это особенно не афишировали: такие времена были. Однажды вечером понадобилась ему справка, а она лежала у меня в сейфе, в министерстве, и ключ был у меня. Делать нечего, поехал. Зимний вечер, снег, вьюга. Приезжаю. Конечно, некоторый переполох. Сторож у нас был старый и после семи вечера всегда находился в подпитии. Фамилия его Шмулев. Он засуетился, включил фонарь, чтобы не включать общий рубильник и не отключать сигнализацию, и мы отправились на второй этаж. Лестница огромная, темно, в окна вьюга стучит, стекла звенят. Но на нервы мне это не действовало. Шмулев отпирает одну дверь, другую.