Тайные культы древних. Религии мистерий

Энгус С.

Все различие между спасенными и не получившими спасения среди древних верующих состояло в инициации. В «Гимне Деметре» [602] богиня-мать уверяет:

Счастливы те из людей земнородных, кто таинство видел.

Тот же, кто им непричастен, по смерти не будет вовеки

Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном.

Непосвященные не только умирали без надежды [603] , но получали на свою долю все беды от хтонических сил [604] . В то время как посвященный в элевсинские мистерии иерофант Главк может ликующе возгласить: «Воистину прекрасна мистерия, дарованная нам блаженными богами: смерть – больше не зло для смертных, но благословение» [605] . О тех же мистериях автор схолий к Аристофану («Лягушки», 158) уверяет: «В Афинах считали, что любой, кто был посвящен в мистерии, мог, когда умрет, считаться достойным божественной славы. Поэтому все жаждали посвящения». Другой схолиаст [606] пишет: «Греки говорили, что те, кто был посвящен в мистерии, находили Прозерпину в Аиде благожелательной и любезной».

Более грубые обряды Фригии своими священнодействиями также удовлетворяли потребность в бессмертии [607] . Аттис в своей смерти и воскресении стал прототипом приверженца Кибелы, одержавшего победу над смертью [608] . Аттис также играл для умирающих ту роль, которую «спаситель и вождь душ» Серапис [609] играл для верующих общины Исиды. Жрецы сирийской религии также обещали верующим долю жизни бессмертных богов и восхождение души на свое место среди звездных божеств в царство света.

Многие легионеры – от туманных холмов Каледонии до пылающих песков Месопотамии – в последние часы своей жизни получали утешение в своем убеждении в бессмертной жизни, которое они получали в часовне Митры. Император Юлиан завершает свою сатиру «Цезари» исповеданием собственной веры: «Что до тебя, то я даровал тебе возможность прийти к сознанию отца твоего Митры. Сохраняй его заповеди, и так ты обретешь в жизни опору и прочный якорь; и когда тебе придется уйти из жизни, то ты уйдешь с доброй надеждой, ибо твой бог-покровитель будет к тебе милостив» [610] . Орфизм продолжал свою суровую проповедь о том, что человек – существо падшее, которое может избежать вечного наказания только посредством посвящения в орфическую жизнь: тема, которая фигурировала во всех формах религий мистерий. Религия Гермеса Трижды Величайшего считала обожествление конечной целью истинного гностика.

Несколько часов, проведенных в размышлениях о поразительном символизме подземной базилики на Виа Пренестина или прекрасных фресках в вилле Итем, дадут некоторое представление о чувстве радости и победы, которые испытывал древний посвященный в своем храме. Войдя в первую, мы поражаемся иномировому характеру образов и духу надежды. Многочисленные крылатые Победы провозглашают триумф посвященного над смертью. Мифологические сцены – похищение Ганимеда, Левкиппида, освобождение Гесионы Гераклом, Орфей и Эвридика – символизируют похищение души или достижение обожествления. Сцены в палестре с венками, гирляндами и пальмами для победителей подкрепляют веру посвященного. Запоминается барельеф в апсиде [611] , где изображена сцена апофеоза посредством воды. В бурном море, бьющемся между двумя скалистыми мысами, Эрос (Любовь) ласково помогает скрытой покрывалом фигуре (душа, или сам посвященный), держащей лиру (что означает спасение и участие в хоре блаженных), в то время как внизу ожидает Тритон, чтобы принять душу в покрывало или ткань в виде корабля; другой дует в рог. На третьем мысу Аполлон, бог света, милосердно протягивает руку, чтобы принять душу после того, как она пройдет через последнее испытание; Победа протягивает ей венец. Любовь, Свет и Милосердие были предназначены очищенной душе на Островах Блаженных – в контрасте с глубоким унынием задумчивой мужской фигуры слева от этой сцены: она изображает непосвященного, которому не суждено блаженство. В недавно обнаруженном [612] митреуме в Капуе белая мраморная пластинка, на которой вырезан прекрасный рельеф, изображает Эроса, который держит Психею за левую руку, обод ряя ее нежной мольбой.

Задачей древних мистерий, судя по всему, было просвещение людей в учении о будущей жизни – значительная услуга Древнему миру, погруженному в отчаяние. К несчастью, суть предлагаемого бессмертия выглядела незначительной по сравнению с той глубоко духовной идеей вечной жизни, которую мы находим в четвертом Евангелии, или с мистическим понятием Павла о жизни, которая «сокрыта со Христом в Боге» [613] , однако в соответствии с замыслом Того, кто открывал Себя «многократно и многообразно» [614] , эти древние мистерии обострили стремление людей к более значительной жизни, и христианам было суждено провозгласить, что они нашли ее в знании Бога через Иисуса Христа. Средства достижения этой бессмертной жизни в мистериях по большей части были церемониальными и зачастую слишком внешними, чтобы затронуть пружины человеческого поведения [615] , поэтому человек спасенный не обязательно оказывался человеком нравственным; однако сам Павел обнаружил, что легче обеспечить себе новообращенных, чем преобразить их нравственность.

Было бы противно имеющимся у нас данным и тому, что мы знаем о природе человека, отрицать, что среди членов братств мистерий происходили обращения и преображения характера. Многие женщины из них были столь же целомудренны, как и Паулина в истории Иосифа или как ее тезка, супруга Претекстата. Несомненно, дурная жизнь носивших тирсы верующих обращала на себя больше внимания, чем жизнь добродетельных, как, к несчастью, происходит с такими скандалами и в наши дни. То, что многие из этих древних мистов «вкусили силы будущего мира», – бесспорно. Блестящий религиозный язык Пиндара и Софокла, яркие свидетельства Цицерона и Плутарха, таинственный хор «Критян», благодарственная молитва Апулея, книга гимнов орфических общин и «Гимн возрождения» из герметической литературы – только отдельные примеры, которые можно было бы умножить на основании литературы и подтвердить надписями. Так, Винцентий, веровавший в Митру, велел изобразить на своем надгробном камне [616] рельеф, изображающий его умершую жену Вибию, которую проводит в дверь-арку задрапированная фигура, именуемая «Добрым Ангелом». Или можно вспомнить про замечательную эпитафию [617] Паулины ее одаренному мужу Претекстату, где она благодарит его за могилой за то, что спас ее от смерти, посвятив в таинства Великой Матери и Аттиса, Гекаты и Деметры Элевсинской. Она завершает эпитафию исповеданием своей веры, говоря, что она снова будет принадлежать Претекстату в другой жизни.

Глава 4 ЧЕМ ПРИВЛЕКАЛИ РЕЛИГИИ МИСТЕРИЙ

I. УСЛОВИЯ, БЛАГОПРИЯТНЫЕ ДЛЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ МИСТЕРИЙ

λαμπρῷ βλέπομεν τοῖς δ’ ὄμμασιν οὐδὲν ὁρῶμεν [618] .

Орфический стих

Внутренние препятствия

С первого взгляда кажется необъяснимым, что восточные мистические и даже оргиастические культы, с их столь скромным и варварским происхождением, на которые при их появлении правительства смотрели с подозрением и у которых было большинство последователей из самых низших классов рабов и ремесленников, поддерживались в течение столетий частными пожертвованиями [619] , часто требовали от своих приверженцев суровых самоограничений. Поддержание обычаев, которые вызывали насмешки толпы в адрес верующего и даже подвергали опасности его жизнь, лишь способствовало росту влияния этих культов на греко-римский мир и, если бы не христианство, завоевали бы его. Они не давали единственное религиозное убежище в то время: так почему же они давали убежище столь многим? Существовали интеллектуальные системы, такие как греческая философия и гностицизм; были силы нравственные, такие как иудаизм, в то время как государственная религия самоутверждалась в ходе постоянно повторявшихся возрождений язычества, и прежде всего – в культе императора. Они не влекли практически никаких расходов со стороны своих приверженцев. Однако культы мистерий требовали того самопожертвования, которое всегда отличало независимые церкви от государственных церквей или философских школ. Можно задуматься над тем, чего стоило быть постоянным приверженцем культа Исиды. Существовали самоограничения и посты, которые не могли быть приятны для человеческой плоти. В честь божества надо было запастись праздничными белыми одеждами, и услуги сукновала требовались постоянно. Нужно было построить хорошо оснащенный Исеум, и стоимость его содержания оплачивали те, кто им пользовался. Сложный и дорогой жреческий аппарат должен был поддерживаться на пожертвования верующих. На остраконе [620] , хранящемся в Берлинском

музее, с датой 4 августа 63 года н. э. жрец Исиды дает рабочему следующую расписку: «Я получил от тебя четыре драхмы, один обол как пожертвование для Исиды для общественного культа». В результате поклонения египетской Мадонне возникали дорогие статуи, в изобилии украшенные драгоценными камнями [621] . Даже перечень предметов [622] в одном небольшом храме Исиды показывает удивительную щедрость. Надпись с Делоса [623] примерно 200 года до н. э. рассказывает, как Серапис в данном во сне пророчестве порицает то, что его культ поддерживается на взятом в аренду участке, и требует, чтобы ему построили храм [624] . Хотя Апулей был сыном богатого муниципального чиновника, от которого он и его брат унаследовали большое состояние в два миллиона сестерциев [625] , он был вынужден продать свой небольшой гардероб, чтобы выручить средства, необходимые для посвящения в обряды Осириса, после того как его посвятили в мистерии Исиды [626] . Фрески из Геркуланума дают некоторое представление о коллегии жрецов, которая существовала при любом обычном Исеуме. Был старший или главный жрец и его помощники – жрецы и ученики. Эти sacerdotes, в отличие от наполовину гражданских жрецов Греции и Рима, посвящали все свое время этим храмовым трудам, и в основном они не зарабатывали себе на жизнь, занимаясь каким-либо ремеслом или торговыми спекуляциями. Нужно было поддерживать и ухаживать за огнем на алтаре, заниматься утренними жертвоприношениями. На статуэтках иобакхов в Афинах содержатся правила по поводу вклада каждого участника и наказания за пропуск платы [627] . Музей в Фивах содержит надпись [628] , где подробно излагаются приношения кабирам на один сезон (около 332 года до н. э.). В особых случаях совершались длительные паломничества, которые предполагали, что человек, отсутствуя, потеряет доступ к обычным способам зарабатывать себе на жизнь, не говоря уж о дорогой цене проезда, которую выплачивали жадным капитанам кораблей, и еще более дорогих путешествиях по суше. Более того, некоторые горячие души [629] , желая достичь спасения, хотели быть посвященными в несколько мистерий, хотя как такие расходы мог потянуть кто-то, кроме богатых людей, нам трудно себе представить, поскольку людям приходилось, как и сегодня, зарабатывать себе на хлеб. Процветающий сирийский купец, иудейский банкир, римский землевладелец, успешный врач-грек, вольноотпущен ник-спекулянт могли позволить себе роскошь потратить сколько угодно на религию; но эти высшие классы составляли еще более незначительное меньшинство, чем в наши дни. Конечно, было и много добровольных услуг, которые оказывали рабы, ремесленники и воины; однако все это происходило вне долгих часов мучительной работы и само по себе является свидетельством глубокой веры со стороны кандидатов в то, что в мистериях есть нечто ценное. Правда и то, что в религиозных коллегиях богатые участники похвальным образом осознавали свое братство с меньшей братией и зачастую брали на себя полностью или основную часть расходов, которые требовались для поддержания культа и устроения священных пиров. При регулярных приношениях свою лепту вкладывали бедные, а те, кто был богат, приносили много. Отсутствие себялюбия и щедрость ни в коей мере не были добродетелями, неведомыми язычникам, а христианские коллегии не обязательно ими блистали, как можно предположить по описанию у Павла злоупотребления в связи с agape в Коринфе.

Тавроболии должны были быть дорогостоящими. Нужно было оплатить услуги совершавшего обряд жреца, расходы на работу, на дерево, приготовленное для рва; нужно было приобрести и быка (несомненно, исключительно качественного); священные одежды, которые пропитывали кровью, или отдавали валяльщику, или сохраняли в качестве воспоминания о перерождении при «крещении», поэтому они теряли экономическую ценность.

Некоторое представление о тех требованиях, которые выдвигались к щедрости приверженцев культа при постройке и содержании митреумов, можно составить по тому факту, что второй по величине из обнаруженных до сих пор митреумов – митреум в Сарамизегетузе – мог вместить максимум сто верующих, в то время как большинство часовен не могло принять и половины этого числа [630] . На это небольшое товарищество (sodalicium) падала обязанность выкопать пещеру, подвести крышу, вырубить каменные скамейки для верующих, соорудить алтарь со всеми жертвами, вырезать изображения тавроктонии и митраистской agape, обеспечить священные пиры и инициации, священные огни и все другие принадлежности культа. «Братья» в основном были легионерами, чей stipendium был невелик, или рабами восточного происхождения, peculium которых также был весьма скромным.

Уже достаточно было сказано, чтобы стало очевидно, что приверженцы мистерий (в основном) не были склонны добиваться инициации, чтобы получить материальную выгоду, найти себе дешевую религию или избежать уплаты десятины. Действительно, эти древние посвященные прибегали к религиям, которые стоили дорого, поскольку те религии, что давались бесплатно, не могли овладеть их воображением или удовлетворить религиозные потребности.

Поскольку в самих мистериях была хорошая и дурная сторона, также и среди их приверженцев и жрецов были хорошие, плохие и нейтральные. Человеческая натура везде остается одинаковой: некоторые посвященные жили на высотах духовной экзальтации, обладали религиозным покоем, в то время как другие оставались удовлетворены внешней помпой и символикой, лишь смутно понятной им, и им никогда не удавалось преодолеть суеверия, которое видело в религии магию или средство принуждения, направленного на божество для своих эгоистических целей. Несомненно, некоторые искали допуска к мистериям и по низким мотивам. Для обычных участников инициация влекла за собой скорее финансовые потери, нежели прибыль, но бессовестные жрецы обладали обширными возможностями использовать свою священную должность для самовозвеличения. Хотя грязные дела старшего жреца Исиды, о которых рассказывает Иосиф, и крайний случай, он едва ли был единичным. Страсть высокоорганизованных корпораций жрецов, таких как жрецы Исиды, к пожертвованиям и дарениям, возможно, соответствовала подобной же страсти аббатов и монахов в Средние века, такой, как показана, например, в «Пертской красавице» Вальтера Скотта. Из рассказа Апулея о нескольких инициациях Луция [631] очевидно, что египетские жрецы в Кенхерах и Риме извлекали выгоду из его доверчивости, чтобы обогатить свой культ и, таким образом, и самих себя. Первоначальную плату определяла сама богиня (главы 21, 22). Жрец предоставлял список требуемого, которое Луций обес печивал даже с еще большей щедростью, чем было необходимо (23). На инициации он был одет в «олимпийский плащ», весьма богато вышитый, в котором его представили собратьям-верующим, после чего последовали праздники и пиры, за которые, несомненно, сам Луций выложил наличные (24). Год спустя хваткие жрецы богини посоветовали совершить еще одно посвящение в обряды Осириса (27), для которого понадобилось продать одежду, чтобы заплатить требуемую сумму (28), а вскоре после этого богиня потребовала третьей инициации (29), в подготовке которой Луций «руководился энтузиазмом своей веры, нежели мерой своего достатка», полагаясь на свой заработок преподавателя риторики в Риме (30). Люди могли хотеть стать жрецами из-за того, что с должностью жреца был связан стабильный доход, большое влияние, которое он оказывал на посвященных, или же потому, что он имел возможность влиять на общественное мнение или даже, в более позднюю эпоху, – на политику.

В истории каждой религии есть случаи откровенного злоупотребления священством со стороны церковников; на такое обвинение даже христианская церковь не может ответить «невиновна». В ряды обычных посвященных многие вступали из любопытства, некоторые по распространенной в то время привычке вступать в разные коллегии, некоторые – из-за любви к сложному ритуалу и помпезному церемониалу, некоторые – желая принимать участие в священных пирах и в складчинах, которые делали для бедных участников из фондов общества, или чтобы обеспечить себе религиозные похороны.