Тетрадь первая

Цветаева Марина Ивановна

Есть еще то хорошее в Вас для меня (хорошо — первое хорошее!) — Вы, если не ошибаюсь, из мира музыки, мира высшего моего: то, чем я кончаю — с этого у вас начинают, есть надежда быть понятым.

* * *

1. Ровно отравы опилась

2. Ровно пламя опилась

3. Ровно жара опилась

4. Ровно крови опилась

5. Ровно серы опилась

6. Ровно яду опилась

7. Ровно пены опилась (?)

8.

Ровно смоли опилась (NB! надо бы — смолы)

9. Ровно зелья опилась

10. Ровно вару опилась (NB! варить смолу)

* * *

Запись: Заражаемость, но не подражаемость. Но: зараженная fi`evre pourpre [166] болею ею как крапивной лихорадкой (справляюсь!).

И: зараженная — только всего крапивной лихорадкой — нет, ибо не заразна! — краснухой, болею ею как fi`evre pourpre.

166

букв.: пурпурная лихорадка (фр.); горячка.

* * *

Бледная немочь и fi`evre pourpre (Св. Августин). — Выразительность иных слов.

* * *

Женщина во мне спит глуб'oко — всегда — годами, пока ее — самыми простыми средствами — не раздразнят. Самыми простыми средствами, дающими такие самые непростые — ум-за-разумные — последствия.

* * *

Очарование: отдельная область, как ум, как дар, как красота — и не состоящая ни в том, ни в другом, ни в третьем. Не состоящее, как они несоставное, неразложимое, неделимое.

* * *

И нравление (слово) — как ладонь

На взлобье.

(Рифма — надгробье, беззлобен)

Чудное слово: взлобье. Взлобье горы. (Гёте)

* * *

[…]

Ложь — и ничего не сложится!

[…]

— в покой мой божеский,

Творческий, в мой день седьмой

[…]

Не твои ли,

[…]

[…]

В очесах, дыханье сузивших —

Крупная игра притворств,

Мутная вода союзничеств…

Брось! Всё знаю! Каждый ход

Знаю: от аза до ижицы.

Знаю что меня сведет

В ад: очарованье низости!

Отведи глаза, вдвойне

Близкие и ненавистные!

Ибо срочное и не

Доблестное в них написано.

Не щеми меня зрачком

Ибо взгляд от взгляду множатся

Где-то под седьмым замком

Дремлющие ненадежности.

* * *

Взором, спокойно готовым

На величайшую низость

(он)

Взором, спокойно готовым

На величайшую нежность

(она, я)

* * *

— Проскомидия. — Часы.

Сохрани мя, Господи, тако зеницу ока, в крове крыл'y Твоею покрыеши мя. От лица нечестивых острастших мя: врази мою душу одержаша… Объяша мя, тако лев готов на лов и тако скимен обитаяй в тайнах.

…Окропи мя иссопом — и очищусь, умыеши мя — и паче снега убелюся… Яко чуждии воссташа на мя, и крепцыи взыскаша душу мою…

Вонми, Боже,

молитву мою и не презри моления моего. Вонми ми и услыши мя: возскорбех печалию моею и о стужения грешнича. Сердце мое смятеся во мне и боязнь смерти нападе на мя. Страх и трепет прийде на мя и покры мя тьма… (И рек) кто даст ми криле, тако голубике, и полещу и почию…

…Уста их мягче масла, словеса их паче елея — и тя суть стрелы (но они суть обнаженные мечи). Мужие кровей и льсти не преполовят дний своих.

* * *

Последняя строка М'oлодца:

До — мой:

В огнь синь

звучит как непроизнесенное: аминь: да будет так (с кем — произнести боюсь, но думаю о Борисе).

* * *

Синь да сгинь

Край села…

и:

Домой:

В огнь синь

т.е., первая строка и последняя строка, первое слово и последнее слово, — об этом не думала — САМО. Самозамыкание круга. Из сини Руси — домой: в огнь синь.

* * *

М'oлодец кончен 24-го декабря 1922 г., в Сочельник.

* * *

С аспидом — аспид,

С ястребом — ястреб

* * *

Ястреб — истребитель.

* * *

Для «Семейной Хроники»

(мечтаю написать)

Семейную Хронику [167] я читала впервые двадцати девяти лет от роду, т. е. ровно на двадцать лет позже чем она обычно читается, т. е. в возрасте Софьи Николаевны (матери), а не Сережи, Багрова-внука. Попутная мысль: почему маленьким детям дают взрослые книги («классиков», — точно они от слова холодней и безвредней. И — понятней!). Ведь не для 9-ти л. и не 9-ти л. от роду писался Багров-внук (себя — внука писал — дед!), не для 14-ти лет — обычный гимназический возраст — Рудин, и пр. Что думают учителя, давая 14-тилетнему (-ней!) в руки Евгения Онегина, где для 14-тилетнего (-ней!) — только письмо. Зачем так огорчать (от: горечь), омрачать девочку, так разжигать — мальчика? — Именно давая, ибо если ребенок сам берет! страстно! из рук рвет! — то мы уже имеем дело не с ребенком (возрастом), а с сущностью (вне), с особой особью любве- или стихолюбов, с Байроном в возможности или в будущем, т. е. с существом всё равно обреченным, с тем которого — спасти — нельзя.

167

Автобиографический роман С. Т. Аксакова.

Но как могут учителя, давая Евгения Онегина в руки среднему 14-летнему, ждать в ответ 1) хорошего сочинения 2) разумного поведения. Давать ребенку поэта (верней — поэму) то же самое, что прививать тифозному — чуму. Двойное безумие: исконное и навязанное. Но дети мудрее, разумнее — безнадежнее — чем я о них думаю: Онегин — в парту, «Лизочкино счастье» Чарской — на стол.

Не Пушкина, не Чарскую давать (дарить!) — Лескова (Соборяне), С. Лагерлёф (не Гёсту Берлинга!), очень, очень, очень Диккенса, так же — Андерсена, и больше чем можно, т. е. всего Alexandre Dumas, т. е. сплошное благородство и действие, — и В. Скотта, конечно (потом не захочется) — всё только не любовь в голом виде, или, как в Е<вгении> О<негине> если не в голом виде то силой дара покрывающей и быт и рассуждения и природу.