Тьма
Шрифт:
После восьми вечера, когда начало чуть заметно смеркаться, на улицах раздался каркающий глас мегафона. Вещал лейтенант. Он сообщил населению, что согласно указу главы Верхнеоральска в городе с одиннадцати часов вечера и до шести часов утра вводится комендантский час. Это было действительно интересной новостью. Далее мегафон выдал: «…В означенный срок на улицах без специального пропуска появляться запрещено. Нарушившие постановление будут арестовываться вплоть до дальнейшего решения координационного совета».
Сообщение привело жителей в полное недоумение. Что это за совет такой с непонятным названием? И на каком основании запрещается по ночам бродить по улицам? Кое-кто не внял угрозам и продолжал резвиться на улицах даже после означенного часа. Такие, с позволения сказать, «субчики» задерживались и доставлялись
Людмила Сергеевна, председательствующая на скоростном «военно-полевом суде», то и дело касалась дланью красных, воспаленных глаз. Ей ужасно хотелось спать, однако чувство долга, которым в настоящий момент она была пропитана до предела, не позволяло успокоиться на достигнутом. Требовалось ее присутствие, и она готова сидеть в этом прокуренном вонючем зальце, за древним колченогим уродом, столешница которого исписана всякой чепухой типа: «Мишка П. импотент». Кстати, полная фамилия этого несчастного Мишки, хотя и была замазана чернилами, однако читалась вполне разборчиво, и совпадала с фамилией Людмилы Сергеевны, чем приводила ее в некоторое смущение. Хотя Плацекина знала наверняка: сие утверждение не имеет ничего общего с конкретными фактами, однако чувствовала себя в какой-то мере оскорбленной.
Но главной целью, державшей ее здесь, была тайная надежда, что патруль в один прекрасный момент задержит и приведет если не самого «джинсового» негодяя, то хоть кого-нибудь из его приверженцев. И когда всякая надежда уже, казалось, была потеряна, удача улыбнулась председателю чрезвычайной комиссии. В лапы патруля попал Иван Казанджий! А предшествовали этому следующие события.
Мы уже рассказывали о трапезе, проходившей на картошкинском подворье. Иван сидел вместе со всеми, старался больше слушать, чем говорить. Он отдал должное замечательной окрошке, выпил изрядную чарку первача и несколько захмелел. Алкоголь, против обыкновения, произвел на него не совсем обычное действие. Сломал какую-то запорную перегородку, что ли. И не сдерживаемая ничем ирония широкой волной затопила сознание. Сам обед и речи, произносимые на нем, казалось, очень сильно что-то ему напоминали. И скоро он понял – что именно. Перед ним чуть ли не дословно разыгрывалась ключевая сцена из Евангелия, а именно «Тайная вечеря». Шурик – Христос, толкующий о скорой кончине, предрекающий и пророчествующий, а все они – апостолы, напряженно внимающие словам Учителя.
Проведя в мыслях эту простую, но столь очевидную аналогию, Иван непроизвольно усмехнулся, но, к счастью, никто не обратил внимания на его реакцию.
Теперь неоднократно мелькавшая в голове неясная мысль о том, что Шурик попросту душевнобольной, оформилась в конкретную форму. Да ведь и «мессия» не отрицает, что провел некоторое время в психиатрической лечебнице. Сам же рассказывал… И того врача, который приезжал в Верхнеоральск из Соцгорода, а потом погиб при неясных обстоятельствах во дворе дома Соколовых, Шурик знал в лицо. Итак?.. Итак, скорее всего, этот странный малый просто-напросто душевнобольной. Начитался Священного Писания и вообразил себя вторым Иисусом. Надо думать, подобная мания не так уж редка. Поэтому и соратников выбрал себе из опустившихся людей. Малограмотные ребята не особенно вдумываются в суть происходящего. Для них главное – наличие личности, которой они могли бы поклоняться.
А чудеса?
Да какие там чудеса! Оживление Толика Картошкина, скорее всего, обычная случайность. Просто так совпало. Перепил Толик. Результат –
Хорошо. Допустим, он самый обыкновенный псих. Но тогда как понимать пророчества Нострадамуса? Ведь у него четко назван год и место появления: 2007, охвостье Гиперборейских гор. Но ведь Нострадамус, насколько помнит Иван, называет новоиспеченного пророка лжемессией. Лже!.. Даже если допустить, что Шурик послан в мир откуда-то извне, то все равно он темный. А для большей достоверности использует евангельскую фактуру и терминологию. И мутит, мутит воду! Взять хоть этот городок. Был спокойным, тихим, а сейчас… Все здесь стало наперекосяк. И главное, непонятно, какие цели он преследует. Создает новую религию? Пытается переделать мир? Да нет же, нет! Все это – иллюзия. Он просто болен. А предсказание Нострадамуса? Совпадение? Может, и так, а может… Вдруг все подстроено? И с чего началось? С брошенного скита в тайге? А может, еще раньше? С прихода Мишки?! Но кому и зачем это нужно?! Нет, это уму не постижимо! Чтобы кто-то задумал, спланировал и исполнил многоходовую комбинацию, цель которой совершенно не ясна. Но не ясна ему, а тому, кто это затеял, очень даже понятна…
Смутные мысли тяжело ворочались в захмелевшей голове Ивана. Самогон оказался весьма крепок, да и действие напитка было необычно, словно в нем содержался не только алкоголь, но и какой-то галлюциноген. В конце концов он задремал. И сны ему виделись какие-то тягучие и невнятные, без начала и без конца. Казалось, вот-вот ухватишься за веревочку смысла и размотаешь клубок, ведущий к самой сути, однако кончик постоянно ускользает между пальцев.
Когда Иван очнулся, было уже совсем темно. На неубранном столе, среди грязных тарелок и хлебных корок чадила керосиновая лампа. Кто-то спал, уронив голову прямо на стол. Иван поднялся и взглянул на часы. Ого! Время перевалило за полночь. Он сделал нетвердый шаг, покачнулся… Надо же так набраться! При этом, насколько он помнил, пили весьма умеренно. Что ж. Пора домой, вернее, в съемную комнату, где он остановился.
Иван вышел на улицу. Вокруг не было ни души. Прокричала вдалеке ночная птица. Ей ответил не проспавшийся петух. Редкие фонари бросали на землю снопы тусклого ядовитого света, а клубившиеся в его лучах сонмы насекомых принимали самые причудливые очертания. Внезапно Ивану показалось, что под одним из фонарей в призрачном конусе пляшет маленький чертик. Он тряхнул головой. Надо же! Чего только не привидится. Но чертик не исчезал. Он резвился напропалую: кувыркался через голову, сучил ножками-лапками, растягивал маленький ротик в язвительной гримасе, высовывал из него красный, раздвоенный язычок, отчаянно размахивал длинным, голым хвостиком.
Иван протер глаза. Чертик подпрыгнул и завис в воздухе. Позолоченные копытца поблескивали, словно крошечные червонцы.
– Бред! – вслух произнес Иван.
Не успели прозвучать эти слова, как чертик, сделав из хвоста восьмерку, метнулся в верхнюю ее петлю и исчез, оставив после себя выхлоп разноцветных искорок. Иван, разинув рот, зачарованно следил, как искры сложились в непристойное слово, а потом стали медленно гаснуть. В этот момент кто-то цепко ухватил его за плечо. Наш герой резко развернулся, но держали крепко. Перед ним стоял тщедушный солдатик азиатского вида с красными погонами на плечах. На груди азиатца висел «калашников».