Только никому не говори. Сборник
Шрифт:
— И кто имел возможность присутствовать на месте преступления, — уточнил Саня, — без четверти четыре.
— Хорошо. Запишите телефон наших заказчиков — людей посторонних, которые могут подтвердить каждый мой шаг. Мы весь день не расставались.
— Вы-то да, а вот Викентий Павлович…
— Абсурд! — отрезал Владимир. — Он даже не знал Нину Печерскую.
— Сие нам неизвестно. А про 55 тысяч в доме — знал.
— Откуда вы?.. А, Люба. Вот хитрая лиса: мне ни словечка. Знал, но Вика человек проверенный,
— А вот ваши домашние ключи пропали.
— Давайте позвоним в банк, — сказал Владимир решительно.
Однако проверка мало что дала: секретарша управляющего (у которого компаньон пытался «выбить» деньги) подтвердила, что видела Викентия Павловича около трех и около пяти. Двухчасовой провал оставался.
— Во всяком случае, в пять он был в «Праге». Без трупа, — констатировал Владимир с мрачноватым сарказмом.
— В кабинете Викентия Павловича висел плащ. Его? Он в нем сейчас ходит? Светло-серого цвета.
— Ну да, голландский. А зачем вам…
— Когда он его приобрел, не знаете?
— Кажется, прошлой осенью. Был прямо-таки счастлив.
Вот оно! Саня и впрямь ощутил себя ищейкой, идущей по горячему следу, который привел его к завязке романа: свидание в октябрьском саду. Мужчина и женщина (младший компаньон и балерина?). Развязка — через год. Она скользит в холодном тумане навстречу своей гибели. И где-то поджидает он. Руки-крылья. Любовь стала ненавистью? Жутковатая «взрослая» пародия на счастливую детскую историю о Золушке и Принце.
В тот же день после визита в институт (разговор с профессором о великом наследии — спустя столетье в великих русских сумерках: робкого восхода или последнего заката?). Глубокие сумерки. Дом пуст. Постучался к тете Май (спит?). К Анатолю. К девицам. К Донцовым не решился (слишком далеко зашла игра с Любовью). Заглянул на кухню. Вернулся к теткиной комнате, приоткрыл дверь. Темно. Включил свет. Пусто. На двери гардероба висит ее стеганый халат. Вышел в коридор. Что-то — тайное беспокойство — мотало его и крутило. Ткнулся к Донцовым. Тишина. Наконец прошел в кабинет, сел к столу, задумался. А почему, собственно, она должна меня ждать? Она прожила без меня двадцать пять лет, нажила, конечно, и привязанностей. и любви… и страдания. Иначе не бывает. Как в изнеможении она прислонилась ко мне и строптиво оттолкнула.
Я ее люблю, но — поздно, слишком поздно.
Из сада донесся дикий крик. рев. Дрожащими руками Саня отомкнул дверные решетки, выскочил на веранду и замер. Рев несся от сарая, а справа, меж яблонями кто-то медленно двигался… кажется, женщина. В черном.
Саня бросился наперерез. С непередаваемым чувством, «потусторонним» (понял Анатоля). Протянул
— Саня!.. Я так испугалась. Это ты кричал?
— Нет… Анатоль?
— Наверное… Я его видела у сарая, вышла подышать. Саня, страшно.
— Ну, ну… голубушка, милая. Пойдем к нему убедимся…
— Да, да.
Однако они стояли, как бы не в силах разъединиться, в фиолетовом промозглом морозце, покуда Любовь не отстранилась.
— Пойдемте!
Подошли к сараю. Он позвал, приоткрыв дверь.
— Анатоль! Это я, Саня.
— Что надо? — голос равнодушный, отчужденный.
— Это вы сейчас кричали?
— Что надо?
— Анатоль, это была не она. То есть я хочу сказать…
— Оставьте меня в покое навсегда! — дверь сарая резко захлопнулась.
— Тяжелый невроз… или уже психоз, — заметил Саня, когда они поднялись в кабинет. — Люба, садись, нам надо поговорить.
— Мне надо ужин готовить, — в нежном розовом свете он увидел, что она улыбается. — С тобой в доме мне не страшно.
— Ты хочешь сказать… ты вышла в сад, чтоб не оставаться одной?
— Там был Анатоль. Все-таки… живая душа.
— Так дальше продолжаться не может! — вырвалось у Сани. — Я тебе обещаю.
— Что обещаешь?
— Раскрыть тайну Нины Печерской. И весь этот кошмар с трупом-невидимкой окончится.
— Откуда такая уверенность?
«От тебя. Я тебя люблю», — хотел он сказать, но отчего-то не сказалось.
— Куда делась тетя Май, не знаешь?
— Мы были вдвоем на кухне. Ей позвонили, и она ушла.
— Давно?
— Еще утром. Часов в одиннадцать. Саня, после звонка она разволновалась, тарелку разбила.
И тут какие-то сложности!
— Она что-нибудь сказала?
— Что вернется нескоро. Больше ничего.
На миг охватило острое нестерпимое желание — послать все к черту! — однако любовь его каким-то непостижимым образом была связана с преступлением… ну, это уже психозы философа у меня начинаются! Ясно одно: я должен покончить со здешним кошмаром и… Саня усмехнулся… и сложить победу к ногам своей Прекрасной Дамы.
А старая его дама вернулась в девятом часу. На расспросы ответила кратким вопросом: «Разве я обязана тебе отчетом?» И добавила: «Уходи. Я переоденусь».
Когда через десять минут он вновь постучался к ней (любознательность сыщика своеобразно сочеталось с серьезным тяжелым беспокойством), тетка не отозвалась. Поколебавшись, вошел: она стояла возле кресла в халате, застегнутом на пуговицы, и держала в руках поясок с кисточками. Увидев его, инстинктивно подняла руки, поясок оказался на уровне шеи — шелковый крученый шнур. Черный! Саня застыл, чувствуя подступающее к горлу удушье.