Только с дочерью
Шрифт:
– Что же мне делать? – спросила я у портье. – Я не могу идти с ней на улицу среди ночи.
– Садитесь в такси и езжайте от одного отеля к другому. Может, где-нибудь вас и примут. Без надобности паспорта не показывайте.
Он вернул нам паспорта и мои полтораста долларов, а затем вызвал нам такси.
По-видимому, он передумал звонить в полицию. Он просто не хотел неприятностей на свою голову. Когда подъехало такси, он сказал водителю:
– Отель «Дидман».
Тамошний портье проявил больше сочувствия. Когда я пообещала, что утром все улажу с паспортами, он осведомился:
– У
– Нет, – ответила я.
– Ладно.
И он предложил мне зарегистрироваться под вымышленным именем. Я вписала в карточку свою девичью фамилию – Бетти Лавер.
Придя в номер, мы с Махтаб по очереди приняли горячую ванну. Затем почистили зубы и блаженно уснули.
Утром я позвонила Амалю.
– Бетти-и! – радостно воскликнул он. – Где вы?
– Исфахан! – весело откликнулась я.
Амаль вскрикнул от восторга при упоминании зашифрованного названия Анкары.
– Вы в порядке? Все прошло гладко? С вами хорошо обращались?
– Да, – заверила я его. – Спасибо. Спасибо. О Боже! Спасибо.
Мы с Махтаб с наслаждением позавтракали яичницей и жареным картофелем, изрядно сдобренным кетчупом, запивая все это апельсиновым соком. А я залпом проглотила настоящий американский кофе.
Затем на такси мы отправились в посольство Соединенных Штатов Америки. Когда я расплачивалась с водителем, Махтаб закричала:
– Мамочка, посмотри. Посмотри!
Она указывала на американский флаг, развевавшийся на ветру.
В здании посольства мы назвали свои фамилии секретарше, сидевшей в кабинке из пуленепробиваемого стекла. И отдали ей наши паспорта.
Через несколько минут за спиной секретарши вырос какой-то человек. Он представился: Том Мэрфи, вице-консул. Ему уже позвонили из Вашингтона.
– Я приношу извинения за то, что произошло вчера вечером, – сказал он. – Я обещаю, что охранник останется без годовой премии. Вы бы не хотели задержаться на несколько дней, с тем чтобы посмотреть Турцию?
– Нет, – вскричала я. – Я хочу вылететь первым же рейсом.
– Хорошо. Мы оформим ваши паспорта, и сегодня днем вы сможете вылететь домой.
Он попросил нас подождать несколько минут в холле. Мы сели на скамью, и тут я увидела еще один американский флаг – на вертикально установленном древке. К горлу у меня подступил комок.
– Даже не верится, что мы едем домой, верно, Махтаб? Не верится, что наконец-то мы едем домой.
Вместе мы вознесли простую молитву.
– Спасибо тебе, Господи. Спасибо тебе.
Пока мы ждали, Махтаб отыскала – или кто-то ей дал – цветные карандаши. Она принялась что-то рисовать на фирменном бланке нашего отеля. У меня в голове творился такой сумбур, что я обратила внимание на ее рисунок только тогда, когда она его закончила и показала мне.
Сверху было золотисто-желтое солнце. Коричневым она изобразила четыре ряда гор. На их фоне – парусник, напоминавший наш алпинский дом. Сбоку – то ли самолет, то ли птица. Черным была нарисована типичная курдская хижина, из тех, что то и дело попадались нам на пути. Ее стены были пробиты пулями. В центре реял красно-бело-синий флаг. Под ним черными печатными буквами
И хотя она его старательно вывела, я едва могла разобрать буквы – глаза застилали слезы, которые я уже не пыталась сдерживать. Детской рукой Махтаб нацарапала:
АМЕРИКА.
Послесловие
Мы с Махтаб вернулись домой в Мичиган седьмого февраля 1986 года и вкусили приправленную горечью сладость свободы. Мы были счастливы видеть Джо и Джона и маму с папой. Наш приезд вдохнул в отца силы. На некоторое время он преисполнился жизненной энергии, но третьего августа 1986 года – через два года после нашего с Махтаб отъезда в Тегеран – его не стало. Нам всем его ужасно не хватает.
Мама старается приспособиться к жизни без отца, часто плачет и благодарит Бога за то, что ее дочь и внучка вернулись из ада, но при этом с опаской смотрит в будущее.
Джо и Джон по мере сил помогали нам встать на ноги. Хорошие сыновья, уже скорее мужчины, чем мальчики, они поддерживают нас своим юношеским оптимизмом.
Я не имею никаких известий от своих друзей: Шамси, Зари, Элис и Фереште. Никто из них не знал о моих планах побега, и, надеюсь, у них не было в связи с этим неприятностей. Я же, не имея права подвергать их опасности, не делаю никаких попыток их разыскать.
Хэлен Балассанян по-прежнему работает в представительстве США при швейцарском посольстве в Тегеране, помогая тем, кто оказался в подобных обстоятельствах.
Я черкнула короткое письмецо Хамиду, владельцу магазина мужской одежды в Тегеране, чей телефон служил мне связью с Хэлен, Амалем и другими. В ответ я получила письмо, датированное вторым июля 1986 года и переданное мне через третье лицо. Привожу его с некоторыми сокращениями.
Дорогая, храбрая сестричка Бетти, как выразить мои чувства, когда я прочел твое письмецо? Я долго просидел за столом, и наконец мне стало очень радостно. Я позвал жену и все ей о тебе рассказал. Она тоже была за тебя счастлива. Для нас всех это благая весть – как хорошо, что ты дома и прекрасно себя чувствуешь. Как ты знаешь, я люблю вас обеих – тебя и твою маленькую товарку М! Я не забуду вас до конца жизни.
Мой магазин закрыли около пятидесяти дней назад на том основании, что там продавались майки с английскими надписями, так что на работу мы не ходим. Жизнь здесь становится хуже день ото дня. Думаю, тебе по-настоящему повезло.
Передавай привет М и наилучшие пожелания твоим родителям.
Да хранит тебя Бог,
Хамид.
Некий отзывчивый банкир предоставил мне кредит, чтобы я могла сразу же вернуть долг Амалю. В конце 1986 года Амаль собирался эмигрировать сам, но его планы расстроились в связи с проблемами поставок американского оружия в Иран – были ужесточены меры безопасности. В настоящий момент он все еще пытается выбраться из Ирана.