Толстовский дом
Шрифт:
Андрей Петрович отложил газету, выбрался из-за стола, подошел к Нине. Большой, грузный, с тяжелым взглядом. Нина рядом с ним как чахлый щеночек пекинеса рядом с огромным бульдогом.
– Ну, что, молодежь, как дела? – Андрей Петрович неловко дотронулся до Нининого плеча. – Ну, и с приездом, конечно. Ты это… чувствуй себя как дома.
Щеночек пекинеса испуганно икнул в ответ, и аудиенция закончилась.
Дальше коридор заворачивал направо, – Ольга Алексеевна из коридора показала Нине кухню, по размеру почти равную гостиной,
– Прими душ. Белье постирай руками. Платье положи в стиральную машину… О-о, там выстиранная одежда, девочки стирали и не развесили… Ты вынимай белье из машины, а я развешу, – нарочито оживленно сказала Ольга Алексеевна. После знакомства с Андреем Петровичем девочка чуть не плачет, вот сейчас за развешиванием белья и придет в себя – совместный труд сближает.
Нина стояла молча, тупо глядела в пол.
– Что? – недовольно спросила Ольга Алексеевна и тут же сообразила: она не умеет пользоваться стиральной машиной, боится сломать дверцу. – Ладно, не надо ничего, – устало произнесла Ольга Алексеевна, – давай-ка спать.
У них много техники, с которой Нина не умеет обращаться: стиральная машина, кофемолка, миксер, кухонный комбайн, магнитофон… Бедная девочка ничего этого в глаза не видела. Нужно будет найти время объяснить ей, как работает техника, на каждую кнопку вместе с ней нажать, получится как будто лекция и практическое занятие одновременно.
Ольга Алексеевна быстро уложила Нину на диване в гостиной, – бог с ними, с правилами гигиены, потом всему научит, забрала Нинину одежду – она сама положит это тряпье в стиральную машину, прикрыла дверь, прошла к мужу в кабинет.
Увидев ее, Андрей Петрович встрепенулся, – я чаю хочу, дай мне чаю…
Ольга Алексеевна принесла мужу чай, налила как всегда – ложка заварки в специальное ситечко, две ложечки сахара, долька лимона, села не рядом, а напротив, будто пришла к нему на прием.
– Ну что?.. Андрюшонок? Как она тебе? Похожа на Катьку?
– Да я ее и не разглядел, – признался Андрей Петрович, – волновался чего-то… Жалко ее, представь, девчоночка в чужом доме, переживает… Ну а тебе, тебе-то она как?
– Ничего страшного. Тихая, непритязательная, никаких хлопот. Вот только…
– Что только? Докладывай.
Нина Ольгу Алексеевну удивила. По возрасту Нина как близнецы, но по физическому развитию недоразвитая, как ребенок. Алена высокая, пышная, уже лифчик носит, Ариша тоненькая, прямая, как стебелек, – до лифчика еще далеко, но высокая, как сестра. Нина девочкам по плечо и вся какая-то неровная, как скрюченный кустик. Лицо у нее совершенно детское – какой там подросток! На Катьку похожа. Катька была не красавица, но симпатичная. Вот только глаза – слишком взрослые.
Но, если подумать, какое детство, такие и глаза. Соседи сказали, она была Катьке не как дочка, а как нянька.
По сравнению с Аленой и Аришей, Нина… нехорошо так говорить, но она
Ольга Алексеевна всегда гордилась своей объективностью. Не позволяла себе, как многие преподаватели, личных симпатий и антипатий: не понравился студент, показался нахальным, развязным, – раз и тройку ему вместо четверки. Она всегда себя контролировала: не понравился студент – она ему дополнительный вопрос. Ну а уж если не ответил, тогда держись… Так неужели она будет несправедлива к сироте?..
…Но эта девочка не знает самых элементарных вещей!.. Не знает, что «Медного всадника» написал Пушкин, что в Москве есть Третьяковка и Пушкинский музей, она даже – смешно сказать – не знала, что в Ленинград ездят на поезде…
А почему она все время молчит?.. Девочки в ее возрасте даже излишне эмоциональны и болтливы, а эта – то ли хмурится, то ли улыбается, и все молча. Молчунья, от природы неразговорчивая, эмоционально не развитая или просто туповата?..
Ольга Алексеевна значительно посмотрела на мужа и, понизив голос, сказала:
– Все не так страшно. Она ничего не знает.
– Чего ничего? – раздраженно спросил Андрей Петрович. – Что ты тут шепчешь, понимаешь, как шпионка?..
Ольга Алексеевна не обратила внимания на тон мужа – он нервничает, чувствует себя не в своей тарелке. Она и сама нервничала. Одно дело – принять благородное решение, и совсем другое – когда вот оно, твое благородное решение, спит в гостиной.
– Нина не знает, кто она и откуда. Для нее ее жизнь началась в поселке. Она не знает, кто ее отец, – терпеливо пояснила Ольга Алексеевна. – Катька ей что-то наплела, – ну как обычно говорят, что отец летчик, разбился, или что-то вроде того… Хоть тут ума хватило… Кстати, я подумала – с алкоголизмом мы с тобой погорячились. Откуда у нее НАСЛЕДСТВЕННЫЙ алкоголизм? Катька ведь начала пить уже там, в поселке, когда…
– Когда его… – продолжил Андрей Петрович, приставил к голове палец и нажал на воображаемый курок, что означало «расстреляли».
– Андрюшонок, теперь самое главное. Слушай меня внимательно.
– Ну? – недовольно отозвался Андрей Петрович. – Что еще? Ну?..
– Ну… ну вот. Ты только сразу не возражай. В общем… Девочка не знает, что мы с Катькой сестры, что она моя родная племянница. И Я ЕЙ НЕ СКАЗАЛА. Теперь понимаешь?
– А чего тут не понять? Конечно, понимаю. Не знает, так скажи ей.
Ольга Алексеевна устало откинулась на стуле, вздохнула – как он иногда тяжело соображает, прямо как трактор, слышно, как гусеницы скрипят…