Том 38. Полное собрание сочинений.
Шрифт:
СОН.
На днях я видел такой значительный сон, что несколько раз в продолжение последующего дня спрашивал себя: что, бишь, это случилось нынче такое особенно важное? И вспоминал, что это особенно важное было то, что я видел или вернее слышал во сне... Слышал же я очень поразившую меня речь одного, как это часто бывает во сне, соединенного из двух людей, человека, немножко старого, уже умершего моего друга, Владимира Орлова, с курчавыми, седыми височками по обеим сторонам лысой головы и немножко Николая Андреевича, переписчика, жившего у моего брата.
Вызвана была речь этого человека разговором хозяйки дома, богатой дамы, и гостя помещика. Дама рассказывала,
«Теперь уже ни поджоги, ни воровство не считаются преступлениями. Страшная теперь безнравственность нашего народа», — сказал кто-то, — «сплошные воры».
И тут в ответ на эти слова заговорил этот, соединенный из двух, человек.
«Крестьяне украли дубы, сено, и они воры, самое безнравственное сословие», — начал он, не обращаясь ни к кому особенно. «А вот на Кавказе бывало князек сделает набег, отнимет у жителей аула всех лошадей, а один из жителей как-нибудь ухитрится и из табуна князька вернет хотя одну из своих угнанных лошадей. Что же, этот житель вор, если он вернул одну из многих украденных у него лошадей? Разве не то же самое с деревьями, с травой, с сеном,со всем тем, что, вы говорите,украл у вас мужик. Земля ведь Божья, общая, так что если мужики взяли то, что выросло на отнятой от всех общей земле, они не украли, а только вернули хотя часть того, что у них украдено.
«Знаю, что вы считаете землю собственностью помещика, и потому возвращение крестьянами того, что выросло на отнятой у них земле, называете воровством, но ведь это неправда. Земля никогда не была и не может быть собственностью. Если у одного человека земли больше, чем ему нужно, а у других ее нет, то тот, кто владеет лишней землей, владеет уже не землей, а людьми, а люди не могут быть собственностью людей.
«Вы говорите, что от того, что десяток баловников-парней сожгли у господишек какие-то сараи и срубили какие-то деревья — крестьяне сплошные воры, самое безнравственное сословие.
«И у вас язык поворачивается сказать такое слово! Украли у вас десять дубов. Украли, в тюрьму их за это!
«Да ведь, если бы они взяли не дубы, а унесли все, что есть здесь в этом доме, то они взяли бы только свое, только все то, что они и их братья, но уже никак не вы, сделали. «Похитили дубы!» Да ведь вы у них веками похищали не дубы, а жизни, жизни их детей, женщин, стариков, чахнущих и не доживающих естественный срок жизни, только от того, что данная им, как и всем людям, Богом земля отнята от них и они вынуждены были работать на вас.
«Только подумайте о той жизни, какой жили и живут эти миллионы людей, и о том, какой живете вы. Только подумайте о том, что они делают, давая вам все блага жизни, и что вы делаете для них, лишая их всего, даже возможности кормить себя и свою семью. Ведь все, чем вы живете, все, что есть в этой горнице, все, что есть во всем этом доме, во всех ваших великолепных городах, все ваши дворцы, вся ваша безумная, именно безумная роскошь, ведь все это они сделали и не переставая делают.
«И они знают это, знают, что все эти ваши парки, рысаки, автомобили, дворцы, сласти, наряды, все ваши гадости и глупости, которые вы называете науками и искусствами, они знают, что все это жизни их сестер и братьев. И они знают, не могут не знать этого. Подумайте, какие чувства к вам должны бы были испытывать эти люди, если бы они были такие же, как вы.
«Казалось, нельзя бы им было не ненавидеть вас всеми силами души, зная все, что вы делаете над ними, нельзя бы было не желать отмстить вам. Ведь их десятки миллионов, а вас тысячи. И что
«Да оглянитесь на себя и подумайте о том, что вы и кто они. Поймите, что живет только он, народ, а вы с своими думами, министерствами, синодами, академиями, университетами, консерваториями, судами, войсками, всеми этими глупостями, гадостями только играете в жизнь, портите ее и себе и другим. Он — народ — он только живет, он — растение, а вы — наросты, вредоносные грибы на растении. Поймите же свое ничтожество и все величие его. Поймите же свой грех и постарайтесь покаяться в нем и во что бы то ни стало развязать его»...
«Как он хорошо говорит! — подумал я. — Неужели это во сне?»
И как только я подумал это — я проснулся. .
Сон этот заставил меня еще paз подумать о земельном вопросе, — вопросе, о котором нельзя не думать, постоянно живя в деревне среди бедствующего земледельческого крестьянского населения. Знаю, что я писал об этом уже много раз, но под влиянием виденного сна я почувствовал потребность еще раз высказаться, не боясь повторения уже сказанного. Carthago delenda est.1 Пока отношение людей к земельной собственности не изменится, никогда не будет «слишком» часто указывать на жестокость, безумие и зло этой формы порабощения одних людей другими.
Люди говорят, что земля собственность. А говорят они это потому, что правительство признает землю собственностью. Но ведь правительство 50 лет тому назад признавало и людей собственностью, а пришло время и было признано, что люди не могут быть собственностью, и правительство перестало признавать людей собственностью. То же и с земельной собственностью: правительство теперь признает эту собственность и поддерживает ее своей властью, но придет время, и правительство перестанет признавать право земельной собственности и отменит его. А должно будет правительство отменить это право потому, что земельная собственность точно такая же несправедливость, как и бывшее право собственности на людей, как и крепостное право. Разница только в том, что крепостное право было прямое, определенное рабство; рабство же земельное — рабство посредственное, неопределенное. Там Петр был рабом Ивана, а теперь этот самый Петр раб неизвестно кого, но только наверное того, кто владеет той землей, которая нужна ему, Петру, для того, чтобы кормить себя и свою семью. Но мало того, что рабство земельное точно такое же и несправедливое и жестокое рабство, как и бывшее рабство крепостное, оно еще гораздо более тяжелое для рабов и гораздо более преступное для рабовладельцев, чем было рабство крепостное. При крепостном праве рабовладелец, если не из сострадания, то из расчета, чтобы не потерять работника, все-таки не давал человеку зачахнуть и умереть от нужды и, как понимал и умел, заботился о нравственности своего раба; теперь же земельному рабовладельцу дела нет до того, чахнет или развращается его безземельный рабочий. Он знает, что сколько бы их ни перемерло на его работе и как бы они ни были развратны, рабочие у него всегда будут.