Трапеция
Шрифт:
осмелиться на предложенное Марио двойное сальто назад. Раскачиваясь в
руках Марио, он увидел у подножия аппарата Поля Реддика.
Спустившись, Марио усмехнулся Реддику.
– Я же говорил, что парень летает.
– А ты, оказывается, и ловишь.
– Да, когда мы только начинали, я был ловитором. Я научил Томми летать… ловил
его с тех пор, как ему стало хватать роста дотянуться до трапеции.
Томми, разгоряченный тренировкой и успехом, рассмеялся.
–
Брови Реддика взметнулись вверх.
– Хочешь попробовать? Я могу поймать.
– Это не то чтобы… – Марио нахмурился, и Томми прикусил язык.
Поль Реддик полез по лестнице, Марио и Томми направились к своему концу
аппарата.
– Это что за чудная идея? – осведомился Марио.
– Не понимаю. Я просто решил, что можно попробовать…
– О да, сейчас точно придется пробовать. И лучше бы тебе не завалить попытку.
– Ну ладно, – сказал Реддик, когда все трое снова оказались на земле. – Это
было здорово. Ты что, внебрачный сын Джима Фортунати?
Томми почувствовал себя так, будто Реддик влепил ему пощечину, но привычно
промолчал. Вернувшись в трейлер, он торопливо переоделся и отправился
работать. Позже он увидел Реддика и Марио: те стояли у аппарата, все еще
поглощенные разговором. Потом они рассмеялись и рука об руку пошли прочь.
Больше Томми Марио не видел – до самого дневного представления. Когда
толпа рассосалась, и Томми пришел в трейлер, то нашел там Марио. Тот стоял в
халате поверх трико и курил – всегда тревожный сигнал – приветствие его тоже
было признаком надвигающейся грозы.
– Подгадил ты мне с Реддиком. По-моему, я предупреждал, какой он обидчивый.
– Он завидует, – пожал плечами Томми. – Даже слепому ясно, что его жена рядом
с тобой и не стояла. А теперь он знает, что ты и его запросто обставишь. Не
знаю, как ты с ним работаешь. Я бы не рискнул.
– А тебя никто не спрашивает. Так что кончай выпендриваться перед ним, пока у
нас не будет своего номера.
Язвительный ответ рвался с языка, однако Томми не стал давать себе волю.
– Ты здесь босс, Марио.
– Нет, босс здесь Реддик, и не забывай этого, парень.
Томми выбежал из трейлера. Ему буквально тошно было видеть, как Марио гнет
спину перед этим олухом-дилетантом. Следующие два дня они почти не
разговаривали, и Томми старался найти себе работу где-нибудь на стоянке, подальше от Марио. Он понимал напряженность их положения, и как быстро
малейшая шероховатость может все испортить.
Но вечером третьего дня, когда начался внезапный ливень, и Томми
горячки демонтажа сражался с оборудованием в компании на редкость тупого
рабочего, Марио в старой черной водолазке вдруг присоединился к ним. Он
работал молча, укладывая стропы и канаты скупыми, до автоматизма
отточенными движениями, и это было похоже на танец, в котором они
управлялись с перекладинами, проволокой и тросами с природной ловкостью.
Оба не проронили ни слова, но позже, прицепив, наконец, трейлер и
приготовившись к долгому переезду в очередной город, улыбались друг другу по-
старому. Томми знал, что до кровати они доберутся не раньше двух-трех часов
ночи, однако это не имело значения.
Наутро, устанавливая временные стойки, Томми с удивлением заметил Марио на
вершине аппарата с темноволосым подростком, которого видел в трейлере в
самый первый день – Джеком Чандлером. Марио дал мальчику перекладину.
Джек неловко раскачался, но инерции хватило лишь на половину дистанции.
Немного покачавшись, трапеция замерла посредине.
– Ничего, – позвал Марио. – Бросай ее и падай.
Томми остановился посмотреть. Судя по всему, Джек получал суровый первый
урок, рассчитанный на то, чтобы отпугнуть новичка, решившего, что летать легко
и забавно. Томми взирал на разворачивающуюся сцену с легким удовлетворением
прирожденного гимнаста, никогда не «примерзавшего» к трапеции.
– Давай же, все в порядке! Ты знаешь, что делать! Отпускай ее и падай!
– Не могу...
Лицо мальчика исказилось от напряжения – он явно был недалек от истерики.
– Давай! Ты сто раз видел, как я это делаю! Расслабься! Разожми пальцы и
сворачивайся! Это не больно!
Упрямство тут было ни при чем: дело не в силе воли. Просто мышцы в такой
момент повинуются слепому инстинктивному страху перед высотой, а не
рассудку, который уговаривает, что падение не повредит. И как бы жертва
такого страха не хотела разжать руки, у нее не получится.
В этом не было ничего смешного, хотя выглядело все смехотворно. Излюбленным
приемом Сантелли в таких случаях было выкрикивать оскорбления и грубые
шутки до тех пор, пока жертва не устыдится или не ослабнет настолько, чтобы
упасть. Томми однако решил не вмешиваться. Добрых десять минут он стоял и
слушал, как Марио бушует, угрожает, умоляет и умасливает. Наконец, Джек с
обреченным вздохом отпустил трапецию и упал в сетку. Марио тут же нырнул