Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
Толпа, как известно, непостоянна. Устав восхищаться чужой отвагой, она радовалась каждому проявлению страха или простой осторожности, словно подмеченные у матадора слабости возвышали ее в собственных глазах. Зрителям неизменно казалось, что Гальярдо слишком далеко держится от быка. «Подходи ближе!» – кричали они. И когда, преодолев инстинкт самосохранения, Гальярдо убивал быка, как в прежние свои лучшие времена, толпа не приветствовала его с былым восторгом. Оборвалась крепкая нить, которая некогда связывала тореро с публикой. Успех все реже выпадал на его долю и служил лишь поводом досаждать ему нелепыми советами и поучениями: «Вот как убивают
Сохранившие верность почитатели Хуана, признавая его неудачи, пытались найти им оправдание и вспоминали былые подвиги тореро.
– Верно, порой он бывает небрежным. Устал. Но стоит ему захотеть!..- говорили они.
Ах, Гальярдо всегда хотел! Да и как не хотеть, если наградой за подвиг были рукоплескания толпы? Но успехи, которые в глазах почитателей зависели якобы от доброй воли матадора, были делом случая или стечения обстоятельств; раньше во время корриды на него находило внезапное вдохновение, а теперь оно все реже и реже осеняло его.
Кое-где на провинциальных аренах знаменитый матадор уже был освистан. Если ему не удавалось мастерским ударом разом прикончить животное, всадив шпагу по самую рукоять в могучий затылок, и бык не падал тут же замертво на песок, зрители на солнечной стороне поднимали невообразимый гам, подражая то реву быка, то звону колокольчиков.
Мадридская публика, по выражению Гальярдо, встретила его в штыки на первой же корриде. Едва он, взмахнув мулетой, приготовился покончить с быком, как из амфитеатра раздались негодующие крики: «Парня из Севильи подменили! Где прежний Гальярдо? Этот норовит подойти сбоку, отдергивает руку; то отпрянет в сторону вроде белки, то вовсе пустится наутек, забыв, что быка надо ждать с твердой решимостью, не трогаясь с места. Где прежняя удаль, где мужество?»
Итак, первая коррида закончилась неслыханным провалом. Почитатели Гальярдо, собравшись в кружок, только о том и толковали. Старики, привыкшие бранить новые времена, брюзжали и поносили нынешних тореро. У них, мол, пенадолго хватает отваги: при первом же прикосновении рогов она бесследно испаряется.
Обреченный дождливой погодой на безделье, Гальярдо с нетерпением ждал второй корриды, готовясь ошеломить толпу необычайными подвигами. Самолюбие его жестоко страдало от насмешек врагов. Если ему суждено потерпеть еще одно поражение в столице, он вернется в провинцию конченным человеком. Гальярдо давал себе слово преодолеть страх, совладать с тревогой, обращающей его в бегство перед быками, которые с некоторых пор казались ему несравненно более опасными и грозными, чем раньше. Неужто у него не хватит смелости выступить на арене с прежним блеском? Конечно, слабость в руке и ноге еще дает себя чувствовать, но это пройдет.
Импресарио Хуана предложил ему заключить чрезвычайно выгодные контракты с американскими цирками. Нет, сейчас не время отправляться за океан. Он должен здесь, в Испании, доказать, что он прежний матадор. А потом можно подумать и о заморском путешествии.
Гонимый беспокойством, чувствуя, что слава его идет на убыль, Гальярдо стал завсегдатаем общественных мест, облюбованных энтузиастами национального зрелища. Войдя в Английское кафе, где собирались сторонники андалузских тореро, он своим присутствием прекращал все толки и пересуды, неизменно вертевшиеся вокруг его имени. С кроткой, смиренной улыбкой он первый заводил речь о постигшей его неудаче, обезоруживая самых непримиримых своих хулителей.
– Признаюсь, я дал маху, что правда, то
В другие кафе на Пуэрта-дель-Соль, где собирались любпте-лп средней руки, Гальярдо не решался входить. То были исконные недруги андалузского матадора, чистокровные мадридцы, которых возмущала несправедливость судьбы: что ни тореро, то либо из Кордовы, либо из Севильи, а в столице не сыщешь ни одной знаменитости. Верные памяти Фраскуэло, достойного сына Мадрида, они чтили его, как святого чудотворца. Иные из этих заядлых врагов Гальярдо годами не ходили на корриды. К чему пдтп, еслп Негра нет больше в живых? И они довольствовались газетными отчетами, уверенные, что после смерти Фраскуэло не осталось нп стоящих быков, ни достойных внимания тореро,- одни лишь андалузские парни, эти шуты и кривляки, не умеющие как следует «встретить» быка.
Время от времени вспыхивала слабая надежда: у Мадрида будет наконец свой матадор. Только что открыли одного новпльеро, паренька из предместья; он уже покрыл свое имя славой в цирках Вальекаса и Тетуана, а теперь участвует в дешевых воскресных представленпях на большой арене.
Популярность новичка росла. В цирюльнях бедных кварталов о нем говорили с восхищением, предсказывая ему большое будущее. Герой переходил из таверны в таверну, опорожняя стаканы вина и умножая ряды своих сторонников. Бедняки, которым не на что было купить билет на большую корриду, нетерпеливо ожидали вечерних газет, чтобы посудачить о достоинствах участнпков боя, которого не довелось увидеть; своими мудрыми советами они поддерживали будущую знаменитость.
– Мы,- говорили они с гордостью,- раньше богачей видим восход новой звезды.
Но время шло, а пророчества не сбывались. Новичок либо погибал от смертоносного удара рогами, не удостоившись иной славы, кроме десятка газетных строк, либо терял мужество после ранения и пополнял армию безымянных героев с косичкой на макушке, которые, в ожидании мифических контрактов, слоняются по площади Пуэрта-дель-Соль. А неутомимые энтузиасты обращали свой взор на других новичков, с твердой верой в появление долгожданной звезды Мадрида.
Гальярдо не решался подойти к этим демагогам тавромахии: они и раньше относились к нему с неприязнью, а теперь открыто радовались закату его славы. Чтобы снова пойти в дпрк, они ждали пришествия своего мессии.
Слоняясь под вечер по центральным улицам Мадрида, Гальярдо охотно вступал в беседу с оставшимися за бортом тореро, которые собирались на Пуэрта-дель-Соль, любили похвастаться своими «подвигами» и, при поддержке театральных комиков без ангажемента, с яростью неудачников брюзжали против баловней судьбы – своих счастливых собратьев.
Приветствуя Гальярдо, пареньки эти называли его «маэстро» или «сеньор Хуан» и порой в вычурных выражениях клянчили у него горсть песет. Отлично одетые и вылощенные, они хоть и поглядывали на всех голодными глазами, но держались молодцевато, притворяясь, будто пресыщены радостями жизни, и бесстыдно щеголяли медными кольцами и фальшивыми цепочками.
Были среди них и порядочные юноши, силившиеся пробить себе дорогу на арену, чтобы обеспечить семью немного лучше, чем это позволяет скудный заработок поденщика. Другие, менее щепетильные, заводили себе верную подружку, которая занималась тайным ремеслом и с радостью продавала свое тело, лишь бы содержать ладного парня: ведь он, если верить его словам, вот-вот станет знаменитостью.