Три года ты мне снилась
Шрифт:
Наконец все стихло. Ирина села, огляделась. Поезд давно скрылся, и только зрачок семафора краснел издали.
Потирая ушибленную ногу, она поднялась. Постояла, глубоко дыша, с наслаждением осматриваясь вокруг.
— Мама! Я справилась, мама! Я жива!
Теперь пришлось собирать по косогору подарки. Ах, как замечательно! Все ушло. Как это получилось? О, она запомнит эти минуты, голоса, картинку. Что это было?
Летний день жил своей тихой светлой жизнью. На знакомое бревно, которое давно облюбовала Ирина, села бабочка, медленно раскрывая и закрывая шоколадные
Ирина прикрыла глаза.
Глубокое спокойствие омывало сердце.
Тем временем пассажиры настороженно следили за Климом.
— Может, врача вызвать? Или милицию? Да не похож на пьяного-то. В тельняшке. Эй, моряк, что случилось-то? Больше не шути так. А почему поезд ревел, как на пожаре? Ладно, все. Проехали.
Двери купе загремели, пассажиры разбрелись готовиться к окончанию путешествия, которое чуть было не омрачилось странным происшествием. Видя, что Клим больше никуда не рвется, расступились и самые активные. Возле него остались лишь соседка да двое-трое особо бдительных, а может просто любопытных попутчиков.
Тяжело дыша, он полусидел поперек коридора. Ворот рубашки был надорван, на щеке багровела ссадина.
Соседка же, гордая тем, что спасла состав от катастрофы, насмешливо бросала ему, возвышаясь горой над поверженным противником:
— Ты буйный. Тебя жена выгнала. Знаем мы таких. Бродяга, алиментщик. Ишь чего учудил!
Но в голосе ее не было прежней уверенности. И вообще, весь ее пыл почему-то угас, и больше не хотелось ни браниться, ни торжествовать.
Потому что лицо его было светло и спокойно. Глаза смотрели перед собой, и в них было нечто такое, что мальчишка-кавказец, заглянув в них, изумленно оглянулся на босса.
— Э-э… кто это, э?!
И могучий босс, весь в черном, легко откачнулся от косяка своего купе, сделал два пружинящих шага, протянул руку Климу, помог подняться и даже отряхнул пару раз от пыли.
— Вставай, дорогой. Отдохни…
8
Клим поразился, как изменилась Москва с тех пор как он гостил здесь лет девять назад у друга по училищу. Теперь она мало чем отличалась от крупных европейских городов, в которых он успел побывать за годы плавания.
Управление Северного речного порта находилось на Химкинском водохранилище. К административному корпусу следовало пройти от метро или подъехать на троллейбусе и пересечь ухоженный лесопарк, за деревьями которого разглядеть его можно было не сразу. Над современным, но уже слегка устаревшим за свои пятнадцать лет красивым пятиэтажным зданием, разделенным на две половины полувинтовыми лестничными переходами, развевался флаг речного флота, а внизу, снаружи, сразу у входа чернели два настоящих морских якоря.
Клим усмехнулся. Речники берегут свою заслуженную славу, но втайне склоняются перед морским флотом. Это ясно.
Позвонив с вахты, он поднялся, поглядывая вокруг, на третий этаж. Здесь витал дух дальних странствий, и казалось, будто морской ветер задувает в широкие окна со стороны Химкинского водохранилища. Оно блестело
Клим знал, что при каждом крупном Управлении речного порта, а тем более московском, есть небольшая гостиница для своих. Он рассчитывал, пока не найдет достойного жилья, пожить там несколько дней. Конечно, поиск квартиры в столице — дело затяжное и трудоемкое, но он по-прежнему верил в свою звезду, чувствовал, что все решится быстро и удачно.
Но все сложилось даже лучше, чем он предполагал, как бывает, когда человек, сам не зная того, чутко следует зову судьбы.
Едва Клим, загорелый, темноволосый, в черной морской форме, переступил порог начальника отдела кадров, уселся напротив и показал свои бумаги, как седой дородный человек, тоже в черной форме с золотыми начищенными пуговицами и якорями, пролистав его трудовую книжку и документы, откинулся в тяжко скрипнувшем кожаном кресле, недоуменно помаргивая ресницами.
Клим явно произвел впечатление на опытного кадровика.
— Старпом дальнего плавания, морской, можно сказать, волк, — заговорил тот, — и к нам простым крановщиком? Это что за финт? Зачем это тебе нужно? С такой характеристикой, какая у тебя в документах, мы сразу предложим…
— Не надо, — мягко отклонил Клим какое-то заманчивое предложение. — Я готов окончить курсы крановщиков, чтобы через две недели сесть на портовый кран.
— Тогда уж и на грейдер тоже.
— Можно и так.
Кадровик снял очки и внимательно посмотрел на необычного посетителя. Что за дела? Перед ним сидел решительного вида человек, повидавший, судя по всему, много чего за семнадцать лет плавания, с ясным прямым взглядом, твердым подбородком и свежей ссадиной на щеке. Сидел он прямо, без напряжения, словно знал, что все его предложения будут приняты. От него так и веяло внутренней силой. Вот они какие там, в море! Давненько не видал кадровик подобных молодцов!
— Хорошо, Ковалев, — отдуваясь в седые усы, сказал он. — Будешь кем наметил, раз уж твоя планида требует именно этого. Все оно не зря делается, правда? И ты человек не прост, а себе на уме.
— Очевидно, — согласился Клим.
— Ну-ну… — Кадровик натужно вздохнул, поворачивая к себе настольный вентилятор. — Люди на разгрузку требуются всегда, а в середине навигации особенно. Как у тебя с жильем?
— Никак. Я всего два часа в Москве.
— Родные имеются?
— Никак нет.
— Ясно.
Речник замолчал, тяжело дыша. Потом поднял на Клима светло-голубые выпуклые глаза.
— Значит так, Ковалев. Я вижу, ты птица стреляная и просто так ничего не делаешь. Речному флоту такие люди ох как нужны, пусть даже они притворяются крановщиками. Всегда нужны, а в скором будущем особенно. Ясно? Вижу также, что намерения у тебя твердые и ты не сбежишь от нас обратно. Что-то повернулось в твоей жизни. Уважаю.