Тройная cпираль

Чухраенко Анна

– Мною поставлена первоочередная задача – обследовать вашу ДНК, – произнес профессор. – Я уже начал изучать ваш генетический код. На определенных этапах исследования, мне понадобятся свежие мазки и анализ крови. Для этого необходима ваша доступность на ближайшие месяц-два, – и, улыбнувшись, мягко добавил: – Берлин прекрасный город и весенняя погода лишь подчеркивает его красоту. Конечно, это не Париж, но тоже заслуживает внимания. Не всегда

же молодой красавице разгуливать больничными коридорами. Наконец у вас появится достаточно свободного времени, чтобы ознакомиться с немецкой историей. Ха-ха-ха, – неожиданно из груди профессора вырвался смех, словно он насмехался с собственных слов, что было совсем несвойственно для Адама Шиллинга.

В числе прочих заслуг, у него напрочь отсутствовала способность к самокритичности и уже тем более он никогда бы не показал посторонним собственные изъяны и не дал повода для какого бы то ни было сарказма. Сейчас он смеялся не над собой, а над всеобщим мнением сограждан о богатстве немецкой истории. Шиллинг увлекался историей. По его мнению, до времен нацизма Германия олицетворяла сгусток черной зависти к Франции, а гитлеровскую Германию он вообще хотел бы вычеркнуть из прошлого своей родины. – Да и Париж от Берлина не так и далеко, – уже более задумчиво произнес профессор.

– Спасибо. Я начну с Берлина, – улыбнулась Ева.

– А в Париже вы были?

– Нет, – засмущалась она, – Мюнхен – первый заграничный город, который я посетила. Сейчас вот Берлин, – прикусив верхнюю губу и снова краснея, добавила девушка.

Невинное ангельское смятение, появившийся румянец на бледном лице, сверкающие карие глаза магнитом манили к себе профессора. Сильнейшая волна желания прошлась его телом. Но превыше всего он чувствовал себя героем, рыцарем, могущественным сиром рядом с юным, невинным существом. Она казалась ему потерянной в современном мире леди, искренней и наивной. Ее идеальная кожа, густые длинные волосы, изящная шея, порой нелепые движения и слова, сказанные не к месту и невпопад, полностью покорили его внимание. Оказавшись в плену ее чар, очень нежно, почти шепотом, не отдавая себе отчета, Адам проговорил:

– Я покажу вам Париж.

Мир Евы перевернулся. Сквозь занавески солнечные лучи пробились в помещение и бесцеремонно упали прямо на лицо Адама Шиллинга. В солнечном свете он показался Еве еще красивее. Его решительный взгляд отпечатался в ней как нечто сверхчеловеческое, нечто такое могущественное, недосягаемое и в то же время,

полностью поглощающее ее изнутри. Без остатка.

Глава третья. В чужой шкуре великого

Профессор Адам Шиллинг погрузился в изучение организма Евы Валтасаровой. Ни в коем случае она не была для него чудо-пациенткой, впервые победившей глиобластому. Шиллинг предполагал, что ключом к новой научной эре является особенность строения ее клеток. Его удивляло легкомысленное отношение ученых к Еве, которые предпочли более углубленно заняться исследованием методологии лечения глиобластомы.

«Невиданная глупость, которую необходимо еще поискать! Лечение у нее стандартное, по протоколу, что тут исследовать? Тратят ценные ресурсы на что попало и не видят целиком всей картины, – думал по этому поводу Шиллинг. – Очевидно, ее организм особенный, если победил неизлечимую болезнь, а не их терапия. Последние пять лет лечат одним и тем же методом с неизменно одинаковым результатом по всему миру. Ее код ДНК нужно исследовать, а не их терапию. Ограниченности нет предела».

С волос, кожи, слюны и крови пациентки Евы Валтасаровой, под тщательным присмотром профессора, были взяты пробы для генетической дактилоскопии. Пока лаборатория готовила результат, Шиллинг самостоятельно приступил к изучению молекулы ДНК, взирая на электронную линзу микроскопа с высоким разрешением, который использовал пучки электронов вместо света. С трудом сохраняя самообладание, он словно пребывал в горячке. Кровь бешено пульсировала в венах и отдавала ударами в мозг с такой интенсивностью, что способность трезво соображать окутывалась туманом. Аналогичный стресс человеческий организм способен испытывать во время необходимости самосохранения. И именно так организм профессора воспринимал изучение уникальной способности самоисцеления, что самоконтроль уходил в область инстинктов, не управляемый разумом. Импульс прочитать код ДНК был превыше всего! С того времени, как Шиллинг смог спокойно посвятить себя экспертизе Евиных проб, он перестал чувствовать голод, потребность сна сама по себе сократилась до четырех часов в сутки и даже та самая эксцентричная часть его личности, выражающаяся в потребности всеобщего признания, испарилась. Уже как неделю Адам находился в лихоманке, излечить которую мог только лишь готовый результат ДНК.

Конец ознакомительного фрагмента.