Ты знаешь, что хочешь этого
Шрифт:
Шли месяцы; больше четырех тысяч человек обшаривали каждый дюйм округа Сонома, зовя Полли, черно-белые плакаты с ее школьной фотографией были наклеены на все стены, деревья и столбы в штате Калифорния. Какое-то время казалось, что единственное, о чем может говорить вся страна, это то, что случилось с Полли, и Джессика была уверена, что скоро полицейские вернутся и подтвердят, что она виновна, выставят ее на всеобщее обозрение – девочку, которая встретилась с похитителем и приманила зло. Но когда полиция в конце концов нашла
Почти год спустя в дом Джессики пришел желтый конверт, обратным адресом значился полицейский участок в Петалуме. Джессика была уверена, что там кассета, которую ей дал Чарли, но родители схватили его первыми, она даже заглянуть не успела, и больше она ни кассету, ни конверт не видела.
К четырнадцатому своему дню рождения Джессика поняла, что ошиблась, что Чарли не приходил за ней и не взял вместо нее Полли, что это было просто совпадение. Тем не менее она до конца детства продолжала верить, что то, что случилось с Полли, и то, что случилось с ней, каким-то образом связано – если не строгими фактами, то каким-то притяжением, которое проходит под поверхностью вещей.
Поступив в колледж и уехав из дома, Джессика начала считать, что порыв связать собственный опыт с тем, что произошло с Полли, родился из детской поглощенности собой, из желания видеть себя центром, вокруг которого вращается вселенная. Тогда Джессика видела это так: человек, убивший Полли, был сверхновой, огромной и сокрушительной злой силой, а Чарли – просто незначительным карликом. С той точки, откуда она смотрела, будучи моложе, малое близкое и огромное далекое могли ненадолго показаться одинаково яркими – но то была всего лишь иллюзия.
В итоге, говорила себе Джессика, она легко отделалась. В конце концов, единственным вредом, который принес ей Чарли, была крошечная царапина на задней стенке горла, которую она то ли придумала, то ли нет. По сравнению с тем, что случилось с Полли, – по сравнению с бесконечным числом дурного, что случалось во вселенной, – ее соприкосновение со злом было лишь крошечной искоркой, почти неразличимой на фоне водоворота созвездий, состоящих из более ярких звезд.
И все же, даже выйдя замуж и заведя своих детей, даже уехав из Калифорнии, Джессика с трудом засыпала, пока не минует полночь. Пока ее дочки-близнецы мирно спали в комнате, примыкавшей к ее спальне, она стояла у окна, глядя в огромную, страшную, испещренную светом ночь, и ловила себя на том, что гадает, там ли по-прежнему Чарли, ждет ли он ее в парке.
Сардинки
Марла в первый раз после Происшествия выбралась на вечернее вино с другими мамочками. Тилли играет снаружи с другими девочками, все беды, судя по всему, забыты, но Марла смакует обиду вместе с мерло. Она чувствует, как скребется внутри злость, заклинившая там, где сходятся половины грудной клетки.
– Мы так рады, что вы с Тилли сегодня
Ногти у нее короткие и квадратные, срезаны почти до мяса.
– Я по вам скучала, ребята, – говорит Марла. – Правда.
– Конечно, конечно, – отзывается Бэбс, глаза у нее красные и влажные. – Но мы все понимаем, тебе нужен был перерыв.
На мгновение повисает тишина, в которой они все скорбно признают серьезность Происшествия.
– Господи, эти мелкие потаскухи! – наконец восклицает Кизья. – Клянусь, если бы я не выпихнула из себя этот баскетбольный мяч, голову Митци, я бы ее прибила за то, что она сделала с Тилли.
Она машет бокалом в сторону Кэрол, у которой дочь приемная.
– Без обид.
– Суть в том, что нам очень жаль, – говорит Бэбс, промокая глаза широким льняным рукавом. – Мне кошмары снились. Всем нам.
– Вы такие милые, – отвечает Марла.
Ее тоже преследует повторяющийся сон: Тилли посреди желтого поля, кружится, всхлипывает и тянет себя за волосы. Самой Марлы во сне нет; она – только камера, которая отъезжает, чтобы охватить огромное пустое пространство: поле, местность, континент, планету, где ничего нет, кроме Тилли, – одной, одной, одной.
– Как ты справляешься, лапа? – спрашивает Кэрол.
Хороший вопрос, и ответ на него – не очень. В хаосе, сразу после Происшествия, когда уговоры, увещевания, крик и тряска так и не смогли вывести Тилли из припадка плача, Кэрол – пацифистка, с рецептом на медицинскую марихуану, Мать-Сыра-Земля Кэрол – ударила Тилли по лицу. Удар сбил с носа Тилли очки, и Марла, которая в жизни не била дочь, даже не думала о таком, зажала рот рукой, чтобы подавить смешок. Некоторые неприятные аспекты родительства невозможно предвидеть, пока не воткнешься в них. То, что, когда кто-то в определенных обстоятельствах бьет твою дочь, ты отвечаешь нервным смехом, стало новым и нежеланным пунктом в этом списке.
– Тилли, кажется, в норме, а это все, что имеет значение, – говорит Марла, понимая, что смотрела в пустоту. – Если она может это пережить, значит, и я должна. Понимаете?
– Дети выносливые, – говорит Бэбс, и все кивают.
Черта с два, думает Марла. Может, есть и выносливые. Но все ли? Тилли, например? Выносливость – способность отмахиваться от боли – это то, до чего Марла сама только-только доросла, рывками и не вполне. Мелкие беды собственного детства помнятся ей яснее прочего, даже сейчас.
– Похоже, она оказалась из крепких орешков, твоя Матильда, – говорит Кизья. – Митци сказала, они начали играть в какую-то игру в автобусе?
Марла уступает соблазну, с которым боролась последние десять минут, и выглядывает в окно, туда, где собрались девочки. Они сидят на солнце, прижавшись друг к другу, пастельная мешанина бандан в горошек, носков с оборочками и ярких волос.
– Не думаю, что они играют в нее в автобусе, – отвечает Марла. – Только собираются, нет? Или говорят о ней? Я не знаю подробностей. Тилли это подхватила от отца.