Тяжкий груз
Шрифт:
Отныне Петре являлся лишь обычным маленьким человеком, скитающимся по кораблю в поисках новой цели. Он был песчинкой в карьере, и любое его действие было подобно вздрагиванию молекулы воздуха посреди урагана, но просто сидеть на месте до конца путешествия он не мог, зато мог продолжить заниматься тем, чему был хорошо обучен, — собирать информацию. Какова была его конечная цель, он не знал, но пообещал себе, что позже обязательно придумает, а до тех пор его мысли были поглощены навязчивыми идеями, а тропа, на которую
— Добрый день, — как обычно солгал Ленар, войдя в комнату отдыха.
Взгляд корреспондента вынырнул из НЭУЧа, который ему любезно отдала Вильма в свободное пользование, и вокруг глаз проросли морщинки от натянувшейся на череп улыбки.
— Очень хорошо, что вы зашли, — отложил Петре в на столик электронное устройство. — Я хотел поговорить с вами, но постеснялся отвлекать вас от работы.
— Вообще-то я и сам очень хотел поговорить с вами, — присел Ленар рядом. — И разговор будет очень серьезным.
— Это очень кстати. Если вы решили дать мне занятие, то я буду лишь рад помочь.
— У меня только что был разговор с Ильей.
— Он в порядке? — сложились брови Петре домиком. — Нет никаких осложнений?
— Вы брали интервью у Вильмы?
— Нет… — сомнительно протянул он в ответ, и тщетно попытался вспомнить, что он такого натворил, что разговор с Ильи так резко перепрыгнул на Вильму.
— Полгода назад?
— Брал, — вспомнил Петре, и растерянное выражение осыпалось с его лица.
— Она ничего вам не рассказывала про кодекс поведения?
Петре был знаком с такой манерой вести разговор. Сначала уводишь собеседника в невиданные дали от предмета разговора к вещам, которые на первый взгляд никак не связаны, а затем с размаху тыкаешь его носом в тот угол, где он нагадил. Наверное, это была самая страшная издевка, допускаемая кодексом поведения, а Ленар был человеком такого склада ума, при котором ухватиться за издевки к собеседнику — святое дело.
— Она объяснила мне все предельно доходчиво, и я очень благодарен ей за это.
Он отвечал ровно и расслабленно, всеми силами демонстрируя Ленару, что тот не сможет лишить его чувства комфорта, и это возымело свой эффект. Судя по его легкой обескураженности на лице, Ленар тут же перепрыгнул три километра словесного серпантина, и сразу же выложил обвинения:
— Илья пожаловался мне, что вы досаждаете ему и его людям.
— Я лишь один раз попросил у них интервью. Мне показалось, что ничего страшного в этом не будет.
— Конечно, я понимаю, вы ведь здесь с целью задавать вопросы, и предложить кому-то ответить на них совсем не является преступлением.
— Но я вас смею заверить, что они доходчиво дали отказ, и я предельно четко понял их позицию.
Бессовестная ложь. Их позиция была на первых местах в списке вещей, которые Петре понимал так же хорошо, как
— Вообще-то тут дело не только в этом. Мне сказали, что вы досаждали им далеко за пределами ваших профессиональных интересов.
— Не понимаю, — до последнего изображал Петре дурачка.
— Вы рассказывали им анекдоты! — взорвался Ленар, потеряв терпение.
— Послушайте, Ленар…
— Для вас я капитан Велиев!
— Послушайте, капитан Велиев, — поправился Петре. — Я не вижу ничего плохого в анекдотах.
— У них же недавно умер коллега, а тут вы со своими шуточками.
— Мне показалось, что в свете смерти их коллеги будет выглядеть уместным слегка приподнять им настроение, заставить улыбнуться…
— Половина из этих анекдотов была не смешной, а вторую половину они даже не поняли. Честно говоря, даже я не понял.
Корреспондент смущенно зажевал верхнюю губу, вспоминая о работе с тяжелой публикой. Ему по профессии положено было находить подход к людям, но он даже и вообразить не мог, насколько сложно установить контакт с человеком, который прожил всю жизнь на расстоянии в десятки как обычных, так и световых лет.
— Простите, не учел культурных различий.
— А ваш анекдот про ежика был излишне похабным, — заявил Ленар притихшим тоном, словно боялся упоминать вслух колючее животное.
— Странно, что Илья вам на него пожаловался… Насколько я помню, лишь этот анекдот заставил его улыбнуться.
Последовал глубокий вздох, наполненный озабоченностью. Очевидно, Ленара мучили похожие проблемы — он не знал, как правильнее всего наорать на гостя, все еще плохо знакомого с правилами поведения.
— Я понимаю, вы хотели как лучше, — спокойно ошибался Ленар, даже перестав скрывать, каких трудов ему стоит сохранять учтивость в этом бессмысленном разговоре. — Но этим людям не нужно, чтобы кто-то пытался поднять им настроение.
— Понимаю. А что им нужно? — спросил Петре, и разговор благополучно врезался в тупик.
На вопрос, что нужно человеку, пережившему смерть товарища, существовал миллион ответов, и среди них не было правильного, но Петре был профессиональным корреспондентом, и его профессионализм подсказывал, что неправильных ответов не бывает. Любой ответ заслуживал того, чтобы быть услышанным, и пусть слушатель интерпретирует его по-своему. В мире уже случилось много страшных трагедий от того, что кто-то не вовремя распустил язык, но еще больше от того, что кто-то промолчал или не задал правильных вопросов.