Тыл-фронт

Головин Андрей

— Как поживает Варвара Гордеевна? — не удержался от шутки Любимов.

— Живы… Здравствуют… Вас вспоминают, — угодливо затараторил рейдовик. Станичники вас вспоминали, ждали…

— Вот и дождались! — рассмеялся старший лейтенант.

Переодетые в японскую форму пограничники подвели к нему конвоиров. Арестованные умолкли и непонимающе смотрели то на Любимова, то на переодетых в японскую форму пограничников, то на конвоиров в нижнем белье.

— У-у, подлюка, — с удивительным проворством для его угловатой

фигуры налетел рыжий рейдовик на одного конвоира. От его железного кулака японец по-голодному щелкнул зубами и распластался на земле.

— Назад! — крикнул Любимов и, обратившись к Сы Дучу, пояснил: — Товарищ Сы Дуч, японцев и этих двоих отдаем на ваш — суд. Если рейдовиков решите отпустить, чтобы до вечера их ноги в Новоселовке не было. Да и вам не следует появляться. Японские винтовки оставляю вам.

Сы Дуч благодарно закивал головой.

— Сколько солдат осталось в гарнизоне? — спросил Любимов японца.

— Рота маньчжур в деревне и сорок шесть человек в отряде, — быстро ответил тот, изумленный японской речью в устах русского.

— Где остальные?

— Ушли на позиции.

— Куда?

— Не знаю.

Переодевшись, Любимов с пограничниками дал в воздух два залпа из японских арисок и быстрым шагом направился в Новоселовку.

— Зайдите в проходную, — тихо бросил Любимов сержанту, когда они приблизились к военному городку. — Дежурного снять без шума.

Неожиданно в другом конце Новоселовки раздалась частая стрельба, крики, потом донеслось дружное русское «Ура!»

«Что такое? — изумился Любимов. — И главное с тыла!»

Но раздумывать было некогда.

— Федченко! Останетесь возле ворот, — шепнул он соседу: — Отделения Зорина и Мухамедова — в Новоселовку… За мной! — скомандовал он остальным и побежал к воротам.

В проходной сержант втолкнул выглянувшего японца в будку и быстро скрылся следом за ним.

Во дворе раздалось несколько выстрелов, послышался топот бегущих людей. Дремавший теперь в кресле фельдфебель сонно приоткрыл глаза и прислушался. Потом быстро присел за кресло и выхватил пистолет Любимов выстрелил в упор.

Во двор ворвались пограничники и рассыпались по городку.

— Парторг, действуй! — крикнул Любимов рослому пограничнику и выбежал за ворота. Впереди быстро разворачивались цепью пограничники. Улица была пуста. Только на Соборной площади из переулка прямо на пограничников вывалилось с полсотни солдат в полицейской форме. Попятившись к забору аловского дома, они побросали оружие и подняли руки.

— Дисциплинированный народ! — кто-то проговорил недалеко от Любимова, тяжело переводя дух.

— Майор Бурлов! — оглянувшись, воскликнул. Любимов. — Откуда вы свалились?

— Вон с той сопки… Прытки вояки! — недовольно проговорил Бурлов, поглядывая на полицейских.

Пленных отвели в военный городок и закрыли

в тюремный барак, где уже сидело десятка полтора, японцев.

В штабе диверсионного отряда, возле печки, лежала куча папок, в коридоре вдоль стены стояло несколько опечатанных сейфов, в кабинете начальника повизгивал привязанный к сейфу на цепь волкодав. С улицы донесся быстро нарастающий грохот, под ногами задрожали половицы. Казалось, на гарнизон надвигалась лавина.

Бурлов подбежал к окну: по дороге на предельной скорости шли советские танки.

* * *

Из Новоселовки отряд Любимова собрался двигаться к Мулину.

— Значит, остаешься здесь? — спросил он Федора Ильича.

— Да. Наша штурмовая деятельность на сегодня закончилась, — ответил майор. — Сюда я заскочил на свой риск и страх. Знал, что по плану перемещения с рассветом здесь будет мой дивизион и ставка Николаенко. Дай, думаю, взгляну, что за Новоселовка. Возвращаться в тыл с докладом генералу Николаенко как-то и неприлично, — рассмеялся Бурлов.

— Идем, проводишь, я тебя познакомлю с Новоселовкой, — предложил Любимов, — и покажу, где лучше выставить посты.

Еще издали они заметили на дороге возле кабака толпу женщин. Впереди стояла Варька, держа в руках полотенце с хлебом-солью. Рядом, подчеркивая дородность кабатчицы, прилепился растрепанный батюшка и щуплый мужичонка в поношенном сюртуке. Они, очевидно, направлялись к Военному городку, но, заметив отряд, остановились. Мужичок, шепнув что-то батюшке, нырнул в толпу женщин.

«Кажется, староста, — подумал Любимов. — Чего он прячется?»

— Милости просим, долгожданные! — проворковала кабатчица, низко кланяясь. — Заездили нас проклятые…

— Спасибо, Варвара Гордеевна! — не дал ей договорить Любимов.

От его голоса Варька вздрогнула и выронила хлеб. Встретившись взглядом, побледнела и покачнулась. Неожиданно бросившись к Любимову, кабатчица загородила старшего лейтенанта собой.

— Не дам! Не дам! — отчаянно, на всю улицу выкрикнула она, косясь на Бурлова. — Не повинен он ни перед вами, ни перед богом! За что же его? — и она громко запричитала: За что они тебя?

Бурлов ошалело попятился назад. Любимов изумленно, даже торопливо отстранился от кабатчицы, но, вспомнив о японском обмундировании, рассмеялся. Засмеялись и остальные бойцы. Варька, вытирая цветастой шалью слезы, обескураженно смотрела на Любимова. Потом что-то сообразив, вдруг криво усмехнулась и подбоченилась:

— Что жа, сдобненький, расстреливать али вешать будешь? — надменно проговорила она.

— Не кривляйтесь, Варвара Гордеевна, живите на здоровье. Занимайтесь своим делом, — ответил Любимов, глядя на кабатчицу с восхищением.