У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

Варвара Михайловна тихонько подтолкнула ее сзади. Колени княжны подгибались, Мария механически совершила полагавшийся поклон. Потом пошла рядом с Петром, как листок, летящий по ветру, легкими шагами, словно в сновидении. Измысленные ею новые па, притопывания и изгибы стана были напрочь забыты.

Придя немного в себя, княжна заметила, как Петр улыбается ей доброй улыбкой и услышала его голос:

— У кого же вы научились так хорошо танцевать?

Ответ княжны прозвучал для царя мило, но неожиданно:

— Разве всему на свете, ваше величество, нужно у кого-то учиться?

— Благословенна

господня мудрость! — воскликнул Петр; усы его весело вздернулись, и крупные зубы оскалились в лукавой усмешке.

— Ибо господня мудрость есть также наша, — добавила княжна в том же вольном ритме, оставив место лишь для капельки плутовства.

— Именно это говорит нам его святейшество римский владыка, папа Климент Одиннадцатый, — кивнул Петр после новых поворотов танца. Но прохладная капля, скатившаяся в речи девицы, не осталась незамеченной. Схватив ее на лету, Петр молвил с благожелательностью, но и с легкой тревогой:

— Приглашая вас на сей чудесный танец, княжна Мария Дмитриевна, узрел я в глазах чуть приметную льдинку. Оная же до сих пор не растаяла. Вас что-нибудь гнетет?

— Ничто не гнетет меня, государь, — поспешила ответить она.

— Тогда это страх. Вы меня страшитесь?

— Я не боюсь никого на свете! — с ребячьим упорством воскликнула Мария, в доказательство тому нахмурившись и с силой сжав широкую, жесткую ладонь своего венценосного партнера. — С вашим же величеством мы давно друзья — еще с тех пор, когда ваше величество благоволили посещать наше семейство в Москве. Бояться друзей не полагается, не так ли?

— Истинно так, княжна. Но льдинка в вашем взоре все еще видна...

— Может быть, ваше величество. Но то — от мыслей, от которых, думаю, я вскорости освобожусь.

— Не поделитесь ли ими со мной?

Танцующие пары проносились мимо них в вихре веселья, в кружащейся пестроте нарядов, ожерелий, серег, орденов и рубиновых браслетов. Мужские и женские лица то появлялись, то исчезали за спиной царя, словно в хороводе загадочных созданий. Для княжны Марии, однако, в те минуты существовал наяву лишь один образ: прославленного мужа, издалека — такого пугающего, вблизи же простого и милостивого, и все-таки — тоже вызывающего страх. Еще охваченная страхом сама, княжна уже гордилась устрашающей силой этого человека. Не будь он так грозен в деяниях, не добудь он такой славы, как герой на поле боя, громя турок и шведов и принуждая к покорству бояр своей страны, может быть, и для нее этот царь остался бы никем. И она прошла бы мимо, равнодушная и гордая, может, даже кольнула бы его такими обидными словами, что все цвета ада предстали бы въявь перед ним. И вообще, возможно, не стала бы с ним разговаривать, даже с той дерзостью, какую являла сейчас.

— По словам астрономов, ваше величество, — продолжала она между тем, — в небе сияют две звезды, бессмертные и недвижные, одна — на верхнем своде, другая — на нижнем. Первая отмечает полюс северный, вторая — южный. Вокруг этих двух, по словам мужей ученых, кружит весь небесный круг. Они же, словно два окончания одной оси, всегда остаются на одном и том же расстоянии друг от друга и никогда не встречаются.

— Но льдинка тает, княжна, и это меня радует. Осталось разобраться насчет обоих полюсов...

— На земле,

ваше величество, есть люди, подобные тем двум полярным звездам.

— Чьи пути вовеки не могут сойтись?

— В отличие от звезд, ваше величество, такие люди могут и повстречаться. Но к доброму согласию никогда не приходят.

— Почему?

— Так велит судьба, государь.

— И нет на свете средства, способного родить между ними согласие?

— Наверно, нет.

— А любовь?

Княжна с лихорадочным трепетом встретила его твердый взгляд, лицо ее зарделось.

— Сим вечером, надеюсь, мы продолжим наш разговор, — сказал Петр, когда прозвучали заключительные аккорды танца.

— Да, государь, — с трудом промолвила она. После того, как царь отвел ее на прежнее место, княжна оглянулась, ища среди придворных Варвару Михайловну. Но та была уже в другой комнате, в неприятной беседе с фельдмаршалом Александром Меншиковым и графом Петром Толстым.

— Прошу тебя, дорогой свояк, не изволь на меня кричать, — говорила, показывая острые зубки, Варвара Михайловна, развалившаяся на мягком диване и затягивавшая, как могла, беседу, чтобы уяснить себе намерения противников.

— А я скажу тебе прямо, дорогая свояченица, — кипятился Александр Данилович, — что, ежели меня доведешь, возьму тебя за загривок двумя пальцами и выжму из головки, вместе с глазами, всех чертей, которых ты пасешь на своих лужайках, как гусят.

Толстой глухо кашлянул и понюхал зелья из табакерки, купленной за звонкую монету у турецкого купца в Стамбуле.

Варвара Михайловна надулась, но не чрезмерно:

— Таков уж ваш норов, братец, когда лишнего выпьете. Лишь бы вам нападать на такую слабую женщину, как я. Не ведомо разве вам, что за то придется держать ответ перед самим его величеством? И чего вам знать не полагается — того от меня не услышите!

— Так это же для его величества и делается! Разве еще не поняла?

— Поняла, и давно, — выпрямилась Варвара Михайловна. — Женщина проникает разумом да и язычком во все, во что вашему брату вовек не дано проникнуть. Такова и я. Когда вы подослали меня, чтобы вызнать все о княжне, я сперва крепко взялась за голову и подумала: чего ради дражайшему свояку и дражайшему графу понадобилась подноготная о едва созревшей девице? Ведомо мне, что вы тоже не святее святых и заворачиваете с охотой к благосклонным дамам, только эта, подумалось мне, не для вас. И также не для приятеля какого, ибо приятели все ваши пониже вас саном, и ради таких вы не стали бы себя утруждать. Значит, то — для его величества, тоже большого любителя галантных амуров. Хотите сказать, что сие — тайна, ведомая только вам двоим?

— Так оно и есть.

— Стало быть, от вас, вернейших из верных, у его величества не может быть никаких тайн... Постойте, господа, не надвигайтесь на меня, яко палач со своим топором! Сейчас все поясню. Знайте же, братец: господь собрал женщину из хитроумнейших каверз. Запомните сие и вы, сиятельный граф. Не глядите, что княжна Мария топорщится и мечет злые стрелы, как мечете их вы, дорогой свояк, особенно когда разговариваете с бедной родственницей. На самом деле она просто пожирает глазами царя. Завидев его величество, возгорается вся и пылает, словно на угольях.