У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

— Какое королям до сего дело! Разве их страны стонут под османским ярмом? Только нам известно, что такое это жестокое рабство, — сказал воевода.

— Да и вы не очень-то объединены. Враждуете и деретесь, доставляя тем самым радость туркам, которые еще крепче впиваются в вашу глотку.

Воеводе больше нечего было говорить, поскольку сам-то он немало потрафлял туркам. А разве был у него иной выход? Мог ли сопротивляться приказаниям, не ставя под угрозу свою жизнь?

— Мы, сват, вот что решили, — сказал Хмельницкий. — С Московией будем. С братьями нашими русскими. И ежели объединение наше произойдет, —

он протянул свои руки, как два огромных крыла, — не станет на земле силы, что смогла бы одолеть вас! Эх, и расцветет мать-Украина на горе врагам и на радость друзьям нашим. И так будет во веки веков!

Часы пробили два раза.

— Время позднее, — сказал гетман. — А что завтра будет — увидим. Каждый день со своим добром и своим злом. А нам духом падать негоже. Пойдем, сват, отдохнем!

Остаток ночи прошел быстро. Не успел воевода уснуть, как его подняли звуки труб и грохот барабанов.

— Поднимайся, твоя милость! — разбудил его слуга. — Войско уходит.

Лупу быстро оделся и вышел. На площади строились конники. Ржали лошади, нетерпеливо перебирая ногами, перекрикивались сотники. На крыльце стоял гетман с полковниками.

— Доброе утро, сват! — приветствовал его румянолицый и веселый Хмельницкий. — Вот провожаю хлопцев в край твоей милости. Смотри — не парубков, а ясных соколов посылаю в Молдавию.

Казаки перебрасывались шутками, забавлялись и смеялись, словно отправлялись не на войну, а на гулянье.

Довольный воевода покручивал свой ус.

— У меня надежда добрая, что эти храбрецы прогонят с моей земли разбойника-логофета и его присных, — сказал он.

— А где поп Гриць? — прогремел гетман. — Задерживается выступление войска!

— Должно, освятил себя двумя штофами горилки и нынче на нужную тропинку попасть не может, — засмеялся Дорошенко.

— А то наступила попадья на его сорочку и, бедняга, ни тпру ни ну! — сказал кто-то.

— Ну, и гора-баба! Дивуюсь, как совсем его не раздавила, — вставил слово Хлух. — Но вот и он!

— Торопись, отче! — прикрикнул гетман. — Чего ты возишься, как баба!

— Зараз, пан гетман, я зараз!

— Скажи там, что полагается, и пускай хлопцы отправляются!

— Зараз, пан гетман! — продолжал бормотать поп и, приподняв полы своей рясы, чтоб было сподручней, поскакал рысью, расплескивая свяченую воду из ведерка. Хохот волнами перекатывался по рядам выстроенных казаков. Хохотало все войско и полковники, и сам гетман Богдан. Поп, однако, все бежал да бежал.

— Спрячь свои икры, отче, — крикнул ему гетман, — не девица ведь!

Поп Гриць остановился, как вкопанный. Глянул на ноги и схватился за голову.

— Ой, лихо мне, лихо! Второпях подштанники надеть забыл!

Стон стоял над степью. Все хохотали до слез.

— Ну, хватит, отче, начинай! — крикнул Тимоша, сидевший на кауром скакуне во главе войска.

Поп повертел кропилом в ведерке, чтобы окропить войско, но святая вода вылилась по дороге до последней капли. Тогда он сунул руку в карман, достал штоф водки и перелил содержимое в ведерко. Потом макнул в него кропило и принялся брызгать на конников, приподнимаясь при этом каждый раз на цыпочки.

— Защити вас господь и укрепи!..

— Постой, отче! — взревел кто-то из казаков. — Чего ты

кропишь нас горилкой?

И снова захохотала вся степь. Гетман поднял свою золотую булаву и крикнул:

— С богом, хлопцы!

Заиграли трубы и войско пришло в движение. Кто-то запел высоким голосом. Тысячи других голосов подхватили, и вся степь наполнилась молодецкой песней. Затуманенными от слез глазами провожал Василе Лупу бесконечную колонну всадников, что исчезала в рассветной дымке. Они шли в Молдову, где хозяйничали его смертельные враги.

36

«Паны дерутся, а у холопов чубы трещат».

Украинская поговорка

— Твоя милость! Казаки переходят Днестр! — вбежал к новому господарю взволнованный чашечник Могильдя.

Штефан Георге, заседавший с боярами, привстал.

— Значит, идут к нам незваные гости? Сколько их?

— Около восьми тысяч казаков и тысячи две ногайцев.

— Кто предводительствует?

— Тимуш Хмельницкий во главе войска.

— Покинем стольный град, потому что сюда они устремятся, — приказал Штефан Георге. — Вывести войско и встретить его в Поприканах!

Вся конница выстроилась у брода, на склоне холма, а пешие за ней образовали подкрепление. Четыре пушки были установлены на вершине с таким расчетом, чтобы бить по броду.

Казаки внезапно, без всякой подготовки, начали переправу — кто верхами, кто вплавь, и, выйдя на противоположный берег, налетели на молдаван Штефана. Конники стали отступать, ломая ряды пешего войска, которые, видя, что те не собираются сражаться, обратилось в бегство. Уже в ту самую ночь после поражения в Поприканах более половины ратников разбежались по домам. Штефан Георге, видя, что нету никакой возможности остановить казаков, отступил к Котнарам, где находились солдаты Бораша и Петки Иштвана. И решил, что только с помощью своих союзников ему удастся противостоять казакам Тимуша. Он послал гонца к польскому королю и попросил прислать подмогу.

Король Казимир без промедления отправил несколько конных полков во главе с таким искушенным в сражениях воином, каким был Кондрацкий.

Тимуш пересек кодры у Кукорен и вышел на Сучавский шлях.

Кондрацкий со своим войском тут же спустился к Григорештам. Штефан Георге с солдатами Петки и воеводы Матея расположился вблизи крепости. На большом военном совете был избран принципал, под командованием которого пойдут войска.

— Предводителем нашим быть пану Кондрацкому, — сказал Штефан Георге, потому что он много воевал с казаками и нрав их знает.

Петки Иштван и валашский спафарий присоединились к этому предложению.

— Не полагалось бы мне, человеку малоизвестному, подняться выше, чем ваши милости, люди знаменитые. Но что правда, то правда: мне хорошо знакомы казацкие хитрости, их повадки ведения войны. Посему полагаю, что дать бой следует уже сегодня, пока они не выкопали вокруг крепости рвы. Ежели они эти укрепления сделают, одолеть их тогда не удастся.

— Зачем спешить? — молвил Штефан Георге. — Я говорю, что сначала следует выстроить войско...