У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

Чамбулы Ширам-бея прибыли как раз тогда, когда в белом шатре хана шел большой совет мирз. Вошел и он со своими мирзами и уселся на тюфяк подле входа.

Хан бросил на него быстрый взгляд, но не сказал ни слова. Говорил визирь Сефер Кази-ага.

— Какая польза от того, что мы стоим здесь? Зиме конца не видно, она с каждым днем становится злее. Люди ропщут, голодают. Не лучше ли было бы с гяурами-ляхами договориться, дабы уплатили они нам малое подношение, согласно обычаю, и вернулись

бы мы в наши края?

— А с Хмельницким был?

— Пускай и он заключает мир с ляхами.

— А вы все — что думаете? — обратился хан к мирзам.

— Правильно говорит ага Сефер Кази! Стоим мы здесь без пользы.

— Ты, Ширам-бей, тоже без пользы ходил?

— Урона я не терпел, но и большой добычи не взял. Тимуша-бея убили в крепости, и казаки ушли. Все добро бея попало в руки нового хозяина. Говорил Василий-бей, что имеются у него другие богатства, чтобы заплатить нам, но ты приказал возвращаться и вот мы здесь.

— Ничего не даст нам гяур. Попытаемся отобрать у тех, кто крепость грабил, иначе пожгем их земли, — сказал хан, перебирая в пальцах перламутровые четки. — Теперь ты пойдешь, ага Сефер, с посольством к ляхам. Поведай им о нашем решении. Но безо всякого шума.

Вскоре шесть всадников, привязав на острие пик белые платки, гнали коней полем по направлению к Званче. Там из-за поросли акаций выехала им навстречу группа рейтаров в сверкающих на солнце доспехах. В шагах двухстах от татарских послов они придержали своих тяжеловесных коней с длинными до земли хвостами и один из них, говорящий по-татарски, крикнул:

— Что вам угодно, татары?

— Отведите нас к вашему королю, хан послал нас!

Всадники повернули коней и исчезли за акациями, но в скором времени вернулись.

— Оставьте оружие своим слугам и следуйте за нами, — сказал переводчик.

Трое послов с Сефер-агой во главе отцепили от поясов свои кривые сабли и отдали их оставшимся подле коней татарам, а сами спешились и пошли за рейтарами.

В домике с бревенчатым потолком было тепло. Пахло чабером и свежим хлебом. Канцлер Фирлей сидел за столом и писал. Татары вошли и остановились подле двери.

— Салам-алейкум! — поклонился Сефер-ага.

— Садитесь на скамейку, — указал канцлер на лавку у окна.

Татары сели, но ага продолжал стоять.

— Я — визирь Сефер Кази и прислал меня к вам сам хан, чтобы договориться с вами.

— И чего желаете вы, татары?

— Дай нам малое подношение и мы уйдем.

— А Хмельницкого — как это вы оставите? В одной упряжке ведь тянете!

— Об этом нам ничего не известно.

— Связались с этими нарушителями закона, — сурово поглядел на них канцлер. — Разве к чести хана быть слугой у польских холопов?

Сефер-ага переступил с ноги на ногу. Его узкие глаза зло блеснули.

— Чего ты на нас гневаешься? Не вы ли, ляхи, виновны, что мы сегодня вместе с гетманом Хмелем? Уж если видели,

что они бунтуют и жгут ваши имения, грабят ваше добро, почему к нам не пришли за помощью. Мы б сговорились, потому как скорее были бы с вами, нежели с этими гяурами, которые грозят саблей даже Порте.

— Погодите, они и против вас поднимутся. И тогда увидите, с кем были в сговоре.

— Гетман нас не обманывает. Дважды он удваивал нам добычу и все, что пообещал, отдал сполна.

— А вы после всего этого его бросаете! — презрительно улыбнулся Фирлей.

— Мы пришли сюда сражаться. Нет сражения, держать орду на месте не можем. Отправимся за добычей в ваши земли.

— Я скажу его величеству королю нашему о решении хана Гирея. Накормить послов!

Молодой рейтар принес меду и штоф вина.

Когда послы вышли, Фирлей приказал рейтару:

— Радик, отвори-ка окна! Чертовски воняют эти дикари!

Наутро второго дня из Званчи выехало польское посольство. Татары встретили его и повели к хану. Полевой гетман с достоинством поклонился. Хан с нескрываемым удовлетворением выслушал решение короля отдать татарам малое подношение. Однако тот потребовал от хана, чтобы он не переходил границы польской земли ни с Хмельницким, ни без него.

Хан поклялся на коране, что сдержит свое слово, и послы, попробовав кумыса, отправились восвояси.

А ночью татарский лагерь исчез, будто его ветром сдуло. Пришел утром Дорошенко к гетману и разбудил его.

— Ты спишь, гетман, а хан тю-тю!

Богдан вскочил с постели, как ошпаренный.

— Как это так? Даже не известив меня?

— Будто тебе не знаком нрав ногайцев. Ударили по рукам с Казимиром и смотались.

— Ну, погоди, хан, мы еще посчитаемся, — хватил кулаком по столу гетман. — Собрать всех на большой совет!

В дом набилось столько сотников и есаулов, что и повернуться негде было. Гетман сидел за столом с полковниками Хлухом и Дорошенко.

— Нынешней ночью, втихаря, как разбойники, покинули нас татары. Зима, как видите, суровая. Неизвестно, сколько еще простоим мы тут, но сдается мне, немало времени. Казимир не осмелится атаковать наш лагерь. Так вот что я думаю: пошлем-ка и мы послов к ляхам и сотворим с ними мир.

— Пошлем, гетман! — закричали все. — Без всякой пользы стоим.

— Тогда к Казимиру пускай идет полковник Дорошенко с двумя есаулами!

Казимир сразу же согласился на замирение без всяких условий. И так начали войска готовиться в путь. Однажды в дом вошел сотник, содрал с головы шапку и так и остался у двери с лицом бледным, как стена.

— В чем дело, Грицько?

— Пане гетмане, — нерешительно заговорил тот.

Гетман повернулся к нему и вопросительно посмотрел.

— Прибыли казаки из Молдавии с полковником Тимошей.

— Пускай немедленно заходит, — приказал гетман.

— Не может, пане гетмане!