Убийство в состоянии аффекта
Шрифт:
– Черт! – Турецкий, злой на себя, ударил кулаком в кирпичную стену. – Во сколько это было?
– В начале двенадцатого.
– Какая машина?
– Не помню. Не присматривался. По силуэту – «комби» со скошенным задом.
– Съемка камеры наблюдения у вас осталась? Можно ее посмотреть?
– У нас камера на стоянку направлена, – объяснил охранник, тыкая пальцем в незаметный объектив, выступающий из стены в левом верхнем углу над входом в клуб. – Вашу герлу перехватили прямо здесь, на ступеньках, и потащили к улице. Та машина даже во двор не въезжала. На съемке ее не видно.
– Все равно, гони кассету. Могу составить официальный запрос,
– Дурак я? – быстро ответил охранник и мигом слетал за видеокассетой.
ГЛАВА 9
…Ленинград встретил меня прекрасной весенней погодой. К месту назначения нужно было прибыть в течение дня, и я решил пройтись по славному городу. Прогулка получилась длинной и общепринятой: с посещением приснопамятных «Авроры» и Аничкова моста. За время жизни в закрытой части я совершенно отвык от города. И только сейчас начал понимать, как мне не хватало суеты и шума. Я с удовольствием толкался в транспорте, передавал деньги за проезд, выслушивал пространные объяснения горожан о том, как куда проехать. Уже под вечер меня занесло в какую-то забегаловку, где собирались питерские хиппи, они смотрели на меня с удивлением. А я посмеиваясь, представлял себе, как смотрится молодой старлей с аккуратно подбритым затылком в окружении волосатиков-пацифистов. В штаб я прибыл так поздно, что пришлось ночевать в комнате дежурного на его койке. А на следующий день оказалось, что весь штаб бегает кросс в рамках весенней проверки. И я уже числился в списках части. Значит, должен был бежать. И вот после ночи, проведенной почти без сна при свете желтой лампы на столе дежурного, под бесконечные личные и служебные телефонные переговоры, я стоял на старте трехкилометровой трассы в компании коллег-штабистов. При взгляде на многих из них мне казалось странным, что они вообще ходят. Некоторые, очевидно, не надевали спортивные костюмы с очень давних времен, когда сами были несколько постройней. Все вполголоса обсуждали назначение нового командующего округом, который и устроил для своих подчиненных это испытание.
И вот кросс начался. Как ни старался я не выделяться из основной массы, но передвигаться с такой черепашьей скоростью тоже не мог. Скоро большинство осталось позади, и я бежал, видя впереди только спину молодого крепкого бегуна. За ним я и решил пристроиться. Отличаться с самого начала я не хотел. Тем более в такой компании выделиться спортивными достижениями было несложно, да и мало чести. Я бежал, размышляя над тем, как выяснить что-либо о судьбе Катышева. Я попал в число людей, обладающих наибольшим количеством информации. Но, вероятнее всего, именно эти люди и распорядились жизнью моего друга. Он был не совсем обычный для нашей части человек. Я связывал это не только со специальными знаниями, которыми он обладал, но и с особенными отношениями, которые сложились между ним и командиром. Их можно было назвать осторожно-дружескими.
Незаметно для себя я вышел на последний круг. Бегун впереди начал заметно сдавать. Я нагонял его, и он то и дело оглядывался. Впереди прогулочным шагом шли двое в хороших спортивных костюмах. Один был очень высок и сух, второй – маленький и полный. Они беседовали, совершенно не обращая внимания на бегущих мимо. Я нагнал их и услышал обрывок разговора.
– …затребовали характеристику на Катышева. – говорил высокий.
Я сбавил темп и прислушался. Толстяк пожал плечами и сказал:
– Какую мы можем дать характеристику офицеру с такой репутацией? И зачем?
Он
Когда я пересек финишную черту, он, тяжело дыша и широко улыбаясь, протянул мне руку:
– Старший лейтенант Мелентьев. Будем знакомы.
– Будем. – Я пожал протянутую руку. – Старший лейтенант Коробков.
– А, тот самый Коробков! – удивился мой новый знакомый. – О вашей феноменальной памяти ходят легенды, очень рад познакомиться.
Что– то в его голосе мне не понравилось. Но он по-прежнему широко улыбался, а его глаза скрывались за стеклами темных очков. И тут из-за поворота появились «толстый» и «тонкий». Они отвлекли мое внимание от Мелентьева.
– А кто эти двое? – спросил я нового знакомого.
– Тот, что повыше, начальник политотдела округа генерал Артемьев. А второй – наш с вами начальник, полковник Зотов.
– А вы тоже… – начал я, вспоминая определение «старлей-секретчик с гадскими глазами», которое дал водитель Ильясова.
– Да, коллега. Вместе будем служить. Так что давай переходить на «ты».
Я пожал плечами, размышляя над тем, сколько узелков завязалось сегодня вокруг капитана Катышева и меня. А кроме того, разглядывая долговязую фигуру замполита, я вспомнил, что какой-то Артемьев был другом моего отца. Встреча с ним могла бы положить начало в выяснении обстоятельств странного перевода из части капитана Катышева.
Однако первое время мне было некогда этим заниматься. Я входил в курс дела под руководством старших товарищей. Особое усердие в деле обучения проявлял Мелентьев. Он не отходил от меня буквально ни на шаг, иногда казалось, что его главная забота – не допустить меня к самостоятельной работе. В этом положении вещей были и свои плюсы. Я, например, ясно видел, что наш непосредственный начальник майор Рожин просто-напросто боится Мелентьева и находится под его сильным влиянием. Все решения принимал Мелентьев. Он был в курсе всего, что делается в отделе. Я бы не смог получить ни одного документа без его ведома.
Долгое время не удавалось придумать предлог для визита к генералу Артемьеву. Во-первых, генерал часто отлучался или бывал занят, а во-вторых, ну что я ему мог сказать: «Помогите сыну своего старого друга доказать невиновность опального капитана»? Я даже не знал, в чем его вина. Правда, мне казалось, что тогда, на беговой дорожке, в голосе генерала слышалось сочувствие к Катышеву, но может, это было заблуждение.
В один из дней, месяца через два после приезда в Ленинград, Артемьев сам вызвал меня к себе в кабинет. Оставив Мелентьева в легком беспокойстве, я отправился, настраивая себя на нужный разговор. Чопорный адъютант радушно встретил меня и сразу же проводил к генералу.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – я стоял по стойке «смирно» у дверей огромного кабинета.
– Ну здравствуй, старший лейтенант Коробков. Проходи, садись, – генерал сидел за столом, заваленным плакатами, боевыми листками, фотографиями, были, кажется, даже несколько писем. Я вошел и сел на стул с высокой прямой спинкой.
– Как устроился? Как работа? – В голосе генерала слышались нотки раздражения. Задавая вопросы, он перебирал бумаги на столе, не глядя на меня.
– Все в порядке, товарищ генерал, спасибо за заботу.