Учитель. Назад в СССР 4
Шрифт:
— Не понял? — удивился я, взяв в руки коробок спичек. — Черт, вчера уже был пустой, — буркнул себе под нос, доставая последнюю спичку и поджигая конфорку. — Куда делись все спички-то? — я повертел коробок в руках и выбросил в мусорное ведро.
В голове закрутились, завертелись какие-то мысли, я задумчиво смотрел на чайник, пытаясь вспомнить, что сделал со спичками, почему все-таки они так внезапно закончились.
— Спички… сера… — почему-то вспомнился салют, устроенный пацанятами-семиклассниками. — Да ну бред, — хмыкнул вслух. — Спички
Я оглядел маленькую кухню, прикидывая, куда могли всыпаться чиркалки, причем сами по себе.
— И запах… — нахмурился я, вспоминая вчерашний вечер и странный запах серы в комнате. — Лиза похоже дьявол, — усмехнулся я. — Когда я уходил запаха не было…. Когда мы вернулись с Митричем и Оксаной, в комнате было свежо, но…
Я напряг память, припоминая вечер. Да, в комнате было свежо, но это объяснялось просто: форточку я не закрывал, когда уходил. А вот едва заметный аромат паленых спичек присутствовал. Точно! Я еще удивился, кто это на ночь глядя собирается палить костер. Потому решил, что пахнет от дядь Васи, он же всю дорогу травился своей папироской.
Я прошел в комнату и внимательно осмотрелся по сторонам. Так, расхристанная постель, в которой спала Лизавета. Вроде бы закрытые ящики стола, кажется, Баринова больше не покушалась на мои незамысловатые тайны. Форточка по-прежнему открыта. Впрочем, под таким одеялом, как у меня, можно даже зимой на улице спать в морозы, не замерзнешь. Что еще?
Я внимательно оглядел каждый угол. Что-то крутилось, вертелось в голове, но упрямая мысль не давала поймать себя за хвост. Спички, сера, коричневые головки, розжиг… Температура…
— А это здесь при чем? — изумился я, поймав последнее слово. — Температура… У Лизы температуры вроде не было… тогда почему я про нее подумал?
Засвистел чайник в импровизированный свисток, который я сделал своими руками из подручных средств. Собственно, ничего сложного тут не было. Две жестяных пробки соединил вместе, просверлил в них тонкое отверстие и свисток готов. Дешево и сердито, что называется. Зато удобно. В бытность мою молодую я столько чайников успел перевести. Когда увлекаюсь чем-то, забываю обо всем на свете, в том числе и о том, что на плите стоит чайник. Сколько выкинул за свою жизнь, пока не появился первый со свистком.
— Его-о-о-ор! — раздалось со двора.
Я скривился: весь колхоз поднимет на уши
Вот что за неугомонное вредное создание? Неужто сама дойти не может, без моей помощи? Ладно, черт с ней.
Снял чайник с плиты и пошел встречать несчастную хромоножку. Любопытно, что Лизавета решила? Дождаться, когда я сам обнаружу обман? Или все-таки сама признается за чашкой чая? «А бутерброды я так и не нарезал, — мелькнула мысль. — Ну да леший с ними. Придем — нарежу».
На порожке я остановился полюбоваться забавным зрелищем. Баринова изо всех сил хромала, шаркала по каменной дорожке великоватыми калошами.
—
— Что, опять на ручки хочешь? — не дав договорить, усмехнулся я.
Лиза вспыхнула, вскинула голову, но промолчала. Только активней зашевелила ногами, пробираясь к дому.
— Сама доковыляешь? — поинтересовался я.
— Егор! — возмутилась Баринова. — Дойду. Бесчувственный чурбан!
— Я все слышу! — хмыкнул и нырнул в дом.
Пока Лиза ковыляла потихонечку обратно, я нарезал хлеб, намазал маслом, присыпал сахаром. Любимое пирожное из моего детства. Выложил в глубокую миску пироги от теть Маши и вернулся на крыльцо.
— Ой, — вскрикнула Баринова. Девушка уже взобралась на крыльцо, когда я появился на пороге и едва не столкнул ее вниз.
— Повнимательней, — буркнул я, посторонился, пропуская хромоножку в дом.
Вот ведь упрямая и упертая. И ведь знает, что сейчас все раскроется, а все равно продолжает делать вид, что нога болит, и она едва на нее наступает, на что надеется? На доброту Егора? Ну, так и я добрый, до вокзала довезу, чтобы побыстрее избавиться от такого счастья.
— Ну что, чаю? — предложил гостье, когда она плюхнулась на стул.
— Руки помыть и умыться, — заявила Лиза.
— Умывальник в углу, мыльно-рыльное там же.
От моей грубости Баринова поморщилась, но ничего не сказала. Заковыляла умываться.
— Принеси, пожалуйста, мою косметичку. Она на стульчике возле кровати.
Я молча ушел в комнату, вернулся и подал девушке необходимое.
— Ты закончила? — устав ждать, поинтересовался я.
Пока Баринова умывалась, я успел сходить на улицу за газетами, которые забыл вчера вытащить из почтового ящика, вернулся, уселся за стол, и стал ждать, когда Баринова справится с утренними ритуалами, пролистывал прессу.
— Я готова! — нежно проворковала Лизавета, появляясь из-за занавески, которая отделяла кухню от импровизированного санузла.
— Замечательно. Присаживайся. Чай, бутеры, пирожки, — гостеприимно предложил я.
— Спасибо, я утром не завтракаю…. Таким… — отказалась Лизавета.
— Ну нет, так нет, — не стал я продолжать разговор и накинулся на вкусную и сытную пищу.
Лизавета интеллигентно попивала чай, я совершенно не интеллигентно прихлебывал из своей кружки вприкуску с пирогами и сахарно-масляными бутербродами.
Разговор как-то не клеился, Баринова вздыхала и время от времени бросала на меня странные взгляды. Я с удовольствием наслаждался завтраком и прикидывал, как спланировать дальнейший день. После разоблачения обмана начнутся слезы, уговоры и извинения. И затянуться все это может на неопределенное время. Мне оно надо? Нет. Меня в мастерских ждет Борода и Митрич. Дел невпроворот.
— Ну что ты решила?
— Что? — встрепенулась Лиза.
— Решила, говорю что? Сама признаешься? Или доиграем до конца? До финального акта, так сказать? — усмехнулся недобро я.