Удрать от замужа, или Последний шанс императора
Шрифт:
Там усадить перед очагом, окружить кольцом из охраны, вооруженной до зубов, и отпускать только в столовую да в опочивальню.
– Смирись, - велела я и, глянув на Тома, - спросила, - идем?
– Страшно как-то, - он поежился.
– А кто правду знать хотел? – укорила его. – Мимо охраны императорской проскользнул на празднике, чтобы меня найти?
– покосилась на охранника, у которого на щеках нервно заиграли желваки. – А тут вдруг испугался?
– Так правды и испугался, - признался парень после того, как я «пощекотала» его самолюбие. – Наговорит сейчас
– Тогда разворачиваемся и возвращаемся домой, - к удовольствию Озриэля, я встала спиной к хижине. – Будешь слушать свое сердце, этого довольно.
– А тебе самой-то это помогло?
Голос из кустов прервал мой воспитательный маневр.
– Раздавать советы все горазды, - бабушка раздвинула ветви и вышла к нам. – А вот следовать им никто и не умеет.
– Здравствуйте, - хором выдохнули мы с Томом, глядя на нее.
– И вам не хворать, - она кивнула и повела рукой в сторону дома. – Проходите уж, коли явились. Не зря ж ноги топтали, в самом деле.
Переглянувшись, мы зашагали за ней следом, под протяжный тоскливый стон Озриэля.
Внутри хижины было все также темно, лишь небольшое оконце у самого пола неохотно пропускало солнечный свет, что тут же рассеивался, разбавляя сумрак.
– Присаживайтесь, гости дорогие, - ведунья указала на подушки, лежавшие на полу, а сама подошла к столику из сбитых на скорую руку пары досок.
Деликатно пыхнув, вспыхнула горелка, и вскоре по комнате поползли ароматно-травяные запахи.
Озриэль вытянул шею, подглядывая за манипуляциями бабушки. Голубые глаза эльфа округлились. Но прежде чем он успел возмутиться, бабуля, стоя к нам спиной, невозмутимо ответила на его невысказанную тираду:
– Никто твою невесту императора травить не собирается, успокойся. – Развернувшись, подала нам с Томом, присевшим на подушки, по небольшому деревянному подносу с кубком чая и тарелочкой, где лежал кусочек пирога. – Угощайтесь. И ты тоже вот, попробуй, - такой же «набор» отправился в руки стоявшего остроуха, - бдительный ты наш.
– Спасибо, - мы с Томом – опять хором – поблагодарили.
– Пусть пойдет на благо, - ведунья уселась на подушку, поерзала и тянуть время не стала. – О погоде говорить не будем, так ведь? К чему эльфа за уши тянуть? – она хихикнула, стрельнув глазками в охранника, что поперхнулся пирогом – так увлекся, проверяя его на безопасность, что почти весь и схомячил уже. – Говори, парень, - перевела взгляд на брата Джулса.
Глава 51. Страх
– Так ведь и без того все знаете, - он покраснел, поставив поднос на пол. – Влюбился я. Да в такую девицу, что лучше б и не влюблялся! – горестно вздохнул. – Извела меня. Чертополох ведь едкий, а не баба!
– А сам-то ты какой? Прынц утонченный, что в сортире бабочек из зада выпускает? – бабушка покачала головой. – Так уж на свете белом все устроено, мальчик, каждой твари по паре. Волк не с лисицей семью строит. Зайчиха не от кабана деток рожает. Каков ты, такую тебе и жену дали. Мозгами-то пораскинь, вы ж с ней как лопата да черенок, для одного слажены. Все, что тебя
– И то верно! – парень ахнул и хлопнул себя по коленям. – А ведь и не думал о таком!
– А ты подумай, полезно будет. И поблагодари высшие силы, что суженую к тебе привели такую, что точная копия тебя. Что б ты, дурень, делал с девицей, которая клевала, как птичка, песни пела, да при бранном слове в обморок бухалась?
– С тоски б помер, - закивал наш жених.
– Все, успокоилась дурь-то твоя?
– Агась, бабушка, как есть успокоилась! Спасибо вам!
– Не спасибкай, а телеса свои поднимай, да беги к девице, замуж звать. А не то не поспеешь ведь, еще трое вокруг нее крутятся, слюнки на твой пирожок пускают! Будешь медлить, тугодум, уведут, пожалеешь!
– И то ведь верно! – Том подскочил. – Прости, Элла, побегу, а не то, и правда, мельник сподобится, зазовет мою зазнобушку под венец, охальник!
– Беги, беги, - я улыбнулась и крикнула вслед, - только на свадьбу не забудь пригласить, если успеешь первей мельника!
Подстегнутый моими словами, парень едва ли не лбом вынес дверь из хижины, выскочил наружу и прытким лосем помчался к лошадям, которых мы вместе с гвардейцами оставили в березовой рощице, неподалеку от леса.
– Вот все бы мужички так под венец торопились! – бабуля, довольно хихикая, глянула на Озриэля. – А то ведь есть этакие господа, что о себе много чего разумеют, да сердца своего не слушают.
О, какие намеки пошли! Я тоже навострила ушки. Наш остроух тем временем сделал вид, что вообще не понимает, о чем речь, и устремил свой взгляд в соседнюю стенку – да с таким старанием принялся ее изучать, будто там преинтереснейший трактат о выплавке боевых клинков был начертан.
– Ладно, коли добрый молодец стесняется, перейдем к тебе, звезда, - ведунья посмотрела на меня.
Звезда. Так звал Маттар. Воспоминание резануло по душе, стерев улыбку с губ.
– Скучаешь по нему, - констатировала бабушка. – И он ведь по тебе тоскует. Сбежала от него снова, свет увезла с собой.
– Так было нужно, - пробормотала в ответ – то ли в свое оправдание, то ли убеждая саму себя.
– Да понимаю я, - ведунья кивнула, - смятение твое увело тебя от него. Только испугалась-то ты не того, как сложно императрицей быть, а совсем другого. Но не признаешься себе, ведь так еще страшнее становится.
Молчание повисло между нами назойливым третьим лишним. Когда неудобно от того, что не знаешь, что ответить. А еще надо как-то суметь обдумать услышанное и понять, как на это душа откликается.
– Чувствуешь? – бабушка усмехнулась. – Как бурным валом в сердце негодование поднимается? Сейчас горячиться начнешь, доказывать мне, что все не так, да не эдак. Слова нужные найдешь, умные да хлесткие. Так, что и сама себе поверишь. Ведь убеждать-то будешь не меня, а себя, на самом-то деле.
Я удивленно посмотрела на нее, ощущая, как невысказанное горьким комом встало в горле, растекаясь по готовому к отповеди языку неприятной горечью – того самого самообмана, о котором она и говорила.