Умные парни (сборник)
Шрифт:
Ответ: Будущее центра видится мне туманным. Все зависит от того, как отнесется к российским врачам и ученым бюджет. Мы работаем в аварийных зданиях, коммуникации рушатся. Я дважды был у Касьянова, он обещал помочь, но правительство отправили в отставку. Новое правительство за старые обещания не отвечает. В США, кстати, директор Национального противоракового института каждый год отчитывается перед Конгрессом, а до нас никому дела нет. Американцы на нас больше внимания обращают, чем родная власть.
Вопрос: Стена у входа в центр облеплена объявлениями с обещаниями о неминуемом выздоровлении. Как вы относитесь к нетрадиционным методам в онкологии?
Ответ:
Вопрос: Вы давно проходили диспансеризацию?
Ответ: Я в этом вопросе фаталист.
2004
Профессор Вячеслав Сафаров (Франция)
РУССКИЕ УЧЕНЫЕ НА ЗАПАДЕ ХОТЯТ ОСТАТЬСЯ РУССКИМИ
Почему иностранные футболисты едут в Россию, а ученые – не едут?
Утечка умов из России остается болезненной проблемой уже два десятилетия. Утечка приобрела массовый характер из-за резкого сокращения финансирования науки в 1990-е годы, но стала возможной благодаря политическим реформам в России. Отъезд интеллектуальной элиты – проблема не только науки, но также политического и экономического будущего, образования, полноценного развития всего общества. Масштаб утечки умов на Запад оценивается в сто тысяч ученых. Но как живет научная диаспора, отрезала ли она себя от России или хочет участвовать в модернизации страны и пытается наладить связи с коллегами? В 2009 году делегация Ассоциации русскоговорящих ученых за рубежом (RASA) впервые посетила историческую родину. Президент RASA – профессор Вячеслав Сафаров (Франция).
Вопрос: Вячеслав Иванович, если перефразировать Толстого, у каждого оставшегося в России ученого похожая судьба, у каждого эмигранта – собственная. При каких обстоятельствах вы, лауреат Госпремии СССР и завлаб легендарного Физтеха имени Иоффе, оказались на Западе?
Ответ: На последнем курсе Ленинградского университета среди студентов бросили клич, вызванный распадом колониальной системы в Африке: кто хочет поехать на работу в Конго? Все захотели, и все объявили, что знают французский язык, хотя на физфаке его знал только один студент. Он за всех написал письменные переводы. А на устном экзамене надо было понравиться девочкам с филфака, и они ставили положительную оценку – «на вопросы реагирует». Потом в Конго убили Лумумбу, никто в Африку не поехал, но французский язык мне понравился, и я выучил его на курсах.
Язык пригодился через 15 лет на международном симпозиуме. Мой язык в дремучие советские времена очаровал французов, и они уговорили выпускника знаменитой Политехнической школы, министра финансов и будущего президента Жискар д'Эстена упросить советское руководство дать мне командировку на полгода. Это была середина 1970-х, и то, что я вернулся домой, очень помогло карьере. Вступил в партию, стал завлабом, защитил докторскую диссертацию, получил Госпремию. 1970-е годы – лучшее время для нашей науки. Я встречаю ученых из России по всему миру, и мы говорим о том, что это было самое светлое
В 1995 году меня пригласили стать профессором университета Экс-Марсель, потом избрали президентом департамента физики, что для эмигранта редкость, я стал завлабом физики твердого тела, создал крупнейший в регионе, на 140 человек, центр по нанотехнологиям. В 2008 году, когда была создана наша Ассоциация, меня выбрали ее президентом.
Вопрос: Зачем русским ученым объединяться? Не проще ли адаптироваться на Западе, когда отрезаешь связи с исторической родиной? Надо локтями работать, а ностальгия по березкам – только помеха.
Ответ: Мы хотим остаться русскими. Пусть мы уехали из России, но у нас общее мировоззрение, язык, общая научная культура и общий, не могу подобрать лучшего термина, бэкграунд. Многие русские ученые на Западе выдержали жесткую конкуренцию, но остались русскими людьми. Большинство ученых уехало в 1990-е годы, теперь мы встали на ноги. Россия нам небезразлична, и мы хотим ей помочь. Многие ученые создали процветающие хай-тековские компании, стали состоятельными людьми. Удивительно, что в России чтят всяких Абрамовичей, а этих имен не знают.
Мы не считаем, что из России уехали самые умные. Мы не умней ученых, которые остались в России. Но уехали самые активные – и это проблема для России. Мы можем помочь России в модернизации и становлении инновационной экономики. Возможностей много – от независимой экспертизы, обучения студентов и специалистов до совместных проектов. Но мы не переоцениваем себя. По-настоящему помочь России может только сама Россия. Лишь в том случае, если российское общество захочет построить современную экономику, участие научной диаспоры будет эффективным.
Вопрос: Один из членов RASA призывает к созданию World-wide Russian Brain Network, то есть всемирной русской интеллектуальной сети. Не напугает ли этот прожект западных политиков, не потеряете ли вы рабочие места, а вместе с этим и возможность помогать России?
Ответ: Такую возможность исключить нельзя, поскольку дураков везде хватает. Конечно, кооперацию с Россией мы будем осуществлять не в ущерб основной работе. Во многих аспектах она может оказаться взаимополезной. Кроме того, у ученого на Западе остается достаточно времени для самостоятельной работы, которую никто по закону не может регулировать. Впрочем, у китайской научной диаспоры возникают проблемы, упомянутые вами, но ее это не останавливает.
Вопрос: Распространено мнение, что Россия, став заложницей нефтяных и газовых богатств, в принципе не способна наладить современное высокотехнологическое производство и наука ей не слишком нужна.
Ответ: До 2000 года так и было, и поэтому я лично не особо интересовался российскими делами. А сейчас первые лица России впервые говорят нормальные, правильные вещи – для России это немало. Отношение к науке в России в последние годы очевидно изменилось. От многих ученых в России я слышу: зачем уезжать, ведь оборудование хорошее, зарплата выросла, студенты идут в науку. Отчасти поэтому научная диаспора хочет работать с Россией, хотя поначалу мы объединились просто для себя. Кроме того, в России появились вполне современные менеджеры. Наши контакты с Роснано и Миннауки вызывают оптимизм – минимум бюрократии, максимум четкости, чего о прежней системе сказать было нельзя и близко. Надеюсь, в области нанотехнологий нас ждут удачные совместные проекты – в RASA входит немало ученых с мировым именем и авторитетом.