Ускользающее пламя
Шрифт:
— Что же это за шедевры?
— Картины, сэр, — вмешался первый джентльмен. — Одну из них мы привезли с собой, чтобы подтвердить свои слова. Не угодно ли взглянуть?
Бо предпочел бы отказаться, поскольку Серинис пыталась незаметно высвободить руку, но, поразмыслив, согласился. Второй джентльмен поспешно спустился по трапу и вскоре вернулся с тщательно упакованной картиной.
— Посмотрим, что вы скажете, когда увидите ее, капитан, — с сияющей улыбкой заявил первый, развернул картину и широким взмахом руки указал на нее. — Вам когда-нибудь случалось видеть подобную красоту, сэр?
Серинис ахнула, узнав одно из собственных полотен.
Джентльмены и не подозревали, какой комплимент только что сделали ей, нахваливая картину как редкостный шедевр. Сдерживая улыбку, она придвинулась поближе к Бо и пробормотала:
— Дорогой, не могли бы мы поговорить наедине? Непривычное обращение ошеломило Бо, и, извинившись, он отвел жену в сторону. Ему пришлось выпустить ее запястье, но Серинис сама робко взяла его под руку.
— В чем дело, Серинис?
— Бо, эти люди пытаются одурачить вас. Он недоуменно нахмурился:
— С чего вы взяли? Картина превосходная. Мне редко доводилось видеть что-либо подобное… теперь таких мастеров уже не сыщешь.
От неожиданной похвалы Серинис расцвела.
— О, благодарю вас! Бо внезапно осенило:
— Так это ваша картина? Серинис кивнула:
— Да, она была продана за пять тысяч фунтов.
— Никогда бы не подумал, что вы настолько талантливы, — признался Бо, изумленно глядя на жену. Спохватившись, он взмахнул рукой, отметая собственные слова. — Когда вы упомянули о том, что обычно ваши картины охотно раскупали, я предполагал, что они незаурядны, но и помыслить не мог, что они могут соперничать с полотнами Рембрандта!
— Какой чудесный комплимент, Бо! — Мило улыбнувшись, Серинис погладила его по руке. — Никогда еще не слышала такой похвалы!
— Это правда, дорогая.
Серинис кокетливо затеребила пуговицу на его рубашке, и сердце Бо судорожно забилось.
— Вы скажете хозяевам картины, что раскусили их замыслы, и пригрозите вышвырнуть их за борт, как Алистера?
Бо кивнул в сторону каюты:
— Почему бы вам не подождать меня в нашей каюте, дорогая? Мне бы не хотелось, чтобы вы слышали наш разговор. Он не предназначен для ушей леди.
— Разумеется. — Серинис внезапно испытала сочувствие к незнакомым джентльменам.
Дождавшись, когда жена скроется из виду, Бо подошел к двум незнакомцам.
— Джентльмены, ваша картина весьма заинтересовала меня. У вас есть другие полотна этого художника?
— Боюсь, нет, сэр. Эта картина — редкость, она досталась нам от покойного дядюшки. Но у нас есть и другие, не менее ценные полотна.
— Другие мне не нужны. Сколько вы просите за эту?
— Поскольку это поистине шедевр, мы бы хотели получить по меньшей мере двадцать тысяч фунтов.
— Даю вам семь и ни фартинга больше. Первый джентльмен неуверенно отвел взгляд:
— Не знаю, что и сказать, сэр…
Бо сделал вид, что собирается уходить. Обменявшись быстрым взглядом со спутником, в разговор вступил второй джентльмен:
— Видите ли, капитан, мы находимся в весьма затруднительном положении…
— Надеюсь, эта картина не краденая? — перебил Бо, подозрительно оглядывая собеседников.
— О нет, сэр, как вы могли такое подумать! — воскликнул первый и покраснел. — Сказать по правде, сэр, нас выгнали из родительского дома, после того как портной прислал отцу счет
— Где вы ее взяли?
— Недавно это полотно и еще несколько других купили моя мать, намереваясь пополнить свою коллекцию. Но когда отец запретил ей оплачивать наши счета, она подарила нам картины вместо денег.
Удовлетворенный ответом, Бо коротко кивнул:
— Я прикажу своему помощнику выдать вам деньги и расписку.
Джентльмены улыбнулись и застыли в ожидании, пока Бо беседовал с Оуксом:
— Спуститесь в мою каюту и попросите у миссис Бирмингем разрешения взять шкатулку. Если она начнет расспросы, в чем я сомневаюсь, объясните, что на борт прибыли очередные торговцы. Отсчитайте семь тысяч фунтов, напишите расписку на эту сумму и возвращайтесь сюда.
Пока капитан отдавал распоряжения, Стивен Оукс любовался картиной.
— Ваше новое приобретение, капитан? Красивая вещь..
— Как и ее создательница. Оукс в удивлении вскинул брови:
— Вы хотите сказать?..
— Моя жена, — пояснил Бо, сдержанно улыбнувшись. — Но я купил картину не для нее. Подарю полотно своим родителям на Рождество.
— Чудесный подарок, сэр!
— Несомненно. Но я бы предпочел, чтобы жена не знала об этом.
— Буду нем как могила, капитан, — пообещал Оукс, приложив ладонь к груди.
— Вот и хорошо, а теперь ступайте.
Пройдя несколько шагов, Оукс вдруг обернулся:
— Вы не передумали освобождать от груза соседнюю каюту, сэр?
Б о нахмурился:
— Нет, не передумал, Оукс. Моя жена нуждается в уединении.
Помощник тяжело вздохнул: очевидно, миссис Бирмингем не подозревала о том, сколько мук причинит ее решение мужу. Неужели она не понимает, что команда сурово осудит ее за подобный поступок?
— Какая жалость, сэр!
— Верно, Оукс.
Серинис вошла в отведенную ей каюту и невольно поникла, созерцая унылую обстановку. Голые стены обступали ее с четырех сторон. Каюта без единого окна была примерно в четыре раза меньше той, которую занимал Бо. У одной из стен стояла койка, застеленная жестким шерстяным одеялом, подоткнутым под матрас. Серинис задумчиво провела ладонью по наволочкам и простыне, вдыхая их свежий, но ничем не примечательный запах, и почувствовала, как у нее вдруг защемило сердце. Быстро сморгнув слезы, девушка глубоко вздохнула, собираясь с силами, прежде чем осмотреть остальную скудную мебель. Под небольшим зеркалом, висевшим на стене, располагался умывальник с кувшином и тазом. Возле кровати едва помещался крохотный стол и единственный стул. Последним из предметов меблировки оказался старый сундук у стены.
— Вы довольны, дорогая?
Услышав знакомый голос, Серинис вздрогнула и, обернувшись к двери, увидела, что Бо стоит на пороге, прислонившись плечом к косяку. Упрямо вскинув подбородок, она встретила ироничную улыбку Бо.
— Вполне.
Бо склонил голову набок, вглядываясь в глубины темных глаз, исполненных холодного равнодушия.
— Уверены?
Серинис кивнула:
— Мне требовалось уединение. Теперь не придется опасаться вашего вторжения. Чего же еще я могу желать?
Бо небрежно пожал плечами: