Ускоряющийся [СИ]
Шрифт:
— Василий… Его зовут Василий. А ещё Меченый. Среди нас, сама знаешь — Асассин. Он сам никому ничего о себе не рассказывает. Но однажды Илья как-то проболтался, что Васька — бывший вертухай на зоне. Ну, надсмотрщик.
— Я знаю, кто такие вертухаи, — подстегнула вдруг замолчавшего Психа Инга.
— Да. Ну вот он какой-то неправильный вертухай. Был. Честный какой-то. Как это говорят… прин-ци-пи-альный. Да. Ну, дурак, короче, — тут Псих боязливо посмотрел во все стороны. Не стоит ли где рядом Асассин и не слушает ли их беседу? — Был он, короче, как палка в горле. Или кость в колесе. Или как там говорят? В общем, всякие там правила
— Ты не отвлекайся, — Инга ткнула ему кулачком в бок.
— Ай. Ну, а я чо? Короч, к зекам он был строгим, а перед начальством не пресмыкался… Слушай, а что такое «пресмыкался»? Илья ото как сказал, я тебе и говорю, а что это за хрень такая? Ай, понял, всё, всё, продолжаю. В общем, был он там одиночкой, всем гадил своей независимостью. Только собака его поддерживала. Альва. И зеки решили его слить в утиль. Даже не так. Все решили его в утиль слить. Могли уволить, но уркаганы купили его жизнь у начальства. И в одну ночь их — Ваську и Альву — убили.
— Как — убили?
— Забили до смерти. А потом ножами искромсали — видела его шрамы?
— Да я не про это. Как так «убили»? Он же живой! И собака живая.
Псих развёл руки и губами выдал неприличный звук.
— А хрен ли я знаю? Значит, всё же не до конца убили. Но медики, как осмотрели их тела, сказали везти в морг. Только вот до морга трупы Васьки и Альвы не доехали. Вообще «скорая» пропала по дороге.
— Сказки какие-то.
— Ага, сказки. Только ты найди в своём этом Интернете про бунт на зоне номер 178. Если вообще что-то найдёшь. Секретная тайна, да-да! Ай! Не щепайся. Короче, Васька, хотя не, уже не Васька — Меченый вернулся на зону. Не служить дальше, не. Наказать тех, кто его убил. Ну, почти убил. Зеки, охрана — все под раздачу попали. Как так получилось? Да хрен его. Вот таким он уж был, как и мы с тобой — вот и получилось у него. Творил, понимаешь, правосудие именем Господа нашего Иисуса Христа. Заметила, что он перед, как сам говорит, наказанием, смотрит, верующий человек или нет? Ну так вот Илья говорил, что его, истекающего кровью, с почти дохлой собакой на руках, обнаружили на пороге монастыря монахи — и выходили его. Молитвой, примочками, какими-то дедовскими рецептами. Там-то Меченый и окончательно сдвинулся по фазе. Мало того, что он стал таким же быстрым, как и вот мы все, он и его собака, так это ещё не всё. Он, короче, прикинь, думает, что — меч в руке Архангела Михаила, который должен разить грешников. Всех этих продажных политиков, ушлых бизнесменов, бандюганов.
— Чего ж он…
— Чё? Чё он нас не мочканёт? Ну, меня он считает блаженным каким-то. Илью — соратником, Савву — партнёром, а к вам присматривается.
— Партнёром?
— Ну у них там типа договора. Савва ему даёт наводку на очередного «грешника», а Асассин сам как хочет, так и поступает с ним. Асассин сам не может выяснить, кто достоин наказания, а кто — нет, тут ему Савва и помогает.
— Вот даже как.
— Ага. А ты ему, Кися, понравилась, — Псих, плотоядно облизнувшись, горящими похотью глазами уставился на её гибкую фигурку.
Подыгрывая ему и ещё больше распаляя, Инга как можно более сексуально выгнулась, потянулась, мррр-мявкнула, и вдруг с места в карьер метнулась по улице, крикнув:
— Догоняй!
С охотничьим воплем Валера метнулся за гибкой недоступной «младшей сестрёнкой». Его вопли быстро смолкли, растворившись
И только после этого на крыше гаража, под которым как раз вели беседу парень и девушка, грюкнуло, звякнуло — и на землю спрыгнул, а, скорее, спланировал, коренастый, почти квадратный мужичара. Тут же к нему подбежала большая овчарка. Мужик потрепал ту по холке, глянул в сторону, куда скрылись Псих и Кошка, ухмыльнулся половинкой рта.
— Крысята, — буркнул он незлобно. Его не особо волновало то, что о нём говорят и его за глаза обсуждают. Его больше заботила то, что он увидел сегодня. Нового ускоренного. Молодого парня, который рылся в карманах у посетителей казино. Грешник ведь. Наказать бы. Но не всё так просто. Асассин наблюдал за ним сегодня весь день. И видел, как этот парень полез в окно горящего здания и даже вынес оттуда человека. Так грешник он или спаситель? Нужно его наказать или подставить плечо? Асассин думал, и мысли его были непросты.
Глава 9
Голод
Все мужики в мире разделяются на мартовских котов и не мужиков. Дима внезапно понял, что вновь чувствует себя шерстистым мурлыкой.
Весна! Как много в этом слове!
Любимая пора года у Димы была осень. Он каждый год, как только начинал желтеть лист, и до тех пор, пока лужи не начнут затягиваться ледком, любил пройтись в парке, в лесу, по саду. Прогуляться по заваленным жёлто-бурым ковром пригоркам, потрогать вечернюю росу на ещё зелёной траве.
Но весна! Весна — это искристый бег ручейков и старики, счастливо подставляющие лучам солнца испещрённые морщинами лица. Выжили! Это весёлая трель купающегося в луже воробья и ветер, несущий не колючие снежинки, а запах распускающихся цветов.
И, конечно же, это сходящие с ума от тепла и гормонов, девушки. Весенние лучи, видать, несут в себе скрытые флюиды сексуальности, так как с началом, так сказать, всеобщего природного отопительного сезона, все симпотяжки и не очень преображались в прелестных элегантных и просто брызжущих желанием любви красоток! Ходячие мины! Секс-роботы с глазами-пулемётами! Это же невозможно — наблюдать, как они, ранее прячущиеся под куртками и шубками, являли всему миру свои прелести: нате, любуйтесь, завидуйте!
И Дима любовался. Ещё как любовался! И это совсем не походило теперь на шалости в коридорах фирмы. Ибо масштабы уже были не те, окружение было не то, да и опыта у него прибавилось. Теперь он любовался, сколько хотел, где хотел и как хотел. И теперь он не просто созерцал. Теперь он играл в театре одного актёра, вот только декорации были настоящие, а манекены — живые. Дима трогал женские «манекены», Дима наслаждался тем, что трогал их. Нагло этим пользовался. Но никогда не переходил границу. Пока не переходил. Не решался.
Флюиды и в нём играли, гормоны и его сводили с ума. Он что — не мужик, что ли? Так почему у него должно быть по-другому? И его взгляд, конечно, приковывала фигуристая мадемуазель, вот только у него было неоспоримое преимущество по отношению к другим мужчинам. И даже несколько. Во-первых, он мог любоваться буквально часами на понравившихся девушек. Во-вторых, теперь он не отказывал себе в том, что легонько, чуть заметно, прикоснуться, провести рукой, потрогать, даже мимолётно поцеловать. Ветер, всё это — ветер. Лёгкий ветер-забияка задирал юбки, пробегал воздушными пальцами по попе или даже оставлял случайно откуда-то прилетевшую каплю дождя на щеке. А кто же ещё?