Узник комнаты страха
Шрифт:
Войдя в зал, Зубров бесцеремонно схватил за воротник первого попавшегося из парней, которому не повезло базироваться ближе всех к выходу из служебного коридора, и грубо приказал:
– Обслужи гостей, мальчик! Мне чай с сахаром и горячий бутерброд с колбасой. Торчилин, тебе чего? – поинтересовался он, обернувшись к конкуренту с такой заботой, как будто взял над ним шефство в пионерском лагере.
– Тоже чай. Черный. Крепкий, – все еще сердито буркнул Сергей и плюхнулся, развалясь, за ближайший столик.
– Пошел! – рявкнул Зубров на официанта и отпустил его воротник.
–
– У меня мало времени для этого, к тому же я делать это не умею, потому что не политик, – равнодушно успокоил его эфэсбэшник и крикнул на весь зал: – Мураталиев! Мы ждем, между прочим!
– С чего ты это за меня говоришь, что я его жду. Он мне нафиг сдался. Я с ним все решил. Разве что объявлю, что его заведение закрыто на период расследования вчерашнего отравления школьников. Это же в его кафе все произошло. Все дети до единого тут потравились! У нас и доказательства есть. Варкин! – позвал он кого-то из своих. – Ну?
– Вот, Серый, нашли, – отчеканил подошедший на зов боец в форме спецназа и кинул на стол пачку крохотных упаковочных пакетиков с маленьким крестиком на каждом из них.
– Что это? – кивнул на пачку Зубров.
– А вот мы сейчас у хозяина и спросим, – злорадно хмыкнул Торчилин, гладя на подходящего Марата. – Что это? Ну-ка, дайте следствию пояснения.
Марат, покрутив в руках упаковку, бросил ее назад на стол:
– Впервые вижу. Откуда взялось?
– А это мы нашли у вас в одном из шкафчиков, – сияя наглой улыбкой, принялся объяснять Торчилин. – А вчера точно в таких же пакетиках дети носили бутиратик, от которого пачками попадали в больницу. Сечешь, старик? Твоих рук дело, стало быть…
Марат перевел удивленный взгляд с Сергея на Влада. Зубров сидел, выстукивая пальцами на столешнице какой-то мотивчик, разглядывая при этом то Торчилина напротив, то упаковку на столе.
– А почему ты решил, что в этом виноваты таджикские сети общепита? – равнодушно, как будто Мураталиева тут и в помине не было, спросил Зубров.
– А я так хочу, – вызывающе нагло огрызнулся Торчилин.
– А это не разговор, Сергей. А вот я, например, так не хочу. И теперь ты хоть лопни, но придется тебе поступить так, как я хочу.
Торчилин оскалился в деланной улыбке:
– Так мы же доказательства нашли.
– А бутират вы нашли?
– Скоро найдем!
– Не найдете, Серега, не найдете!
– Ты не разрешишь, что ли? – наклонился к Зуброву Торчилин, даже лег грудью на стол.
– Запрещать я не стану. Я тебе не начальник, – в ответ наклонился к нему Влад. – Я тебе объясню, что лучше тебе этого не делать.
– Я весь сгораю от нетерпения, – ехидничая, прошипел Торчилин. – И что же мне надо делать, о великий и мудрый поборник… закона?
– С «поборником» поаккуратнее. Ты меня на контрах с законом не ловил – могу попросить ответить за базар! – огрызнулся Влад, но тут же снизил градус напряжения: – Но сейчас я добрый. И я скажу тебе, что надо делать. Что надо делать тебе и мне.
– И что же нам надо делать?
–
– Не понял я чего-то, – тоже откинувшись на спинку стула, с сарказмом сообщил Сергей. – Мне объединяться с тобой?
– Все ты понял, как я вижу, – хмыкнул Влад.
– А на кой мне это надо, я не понял! – зло отрезал Сергей.
– А я терпеливый. Я объясню, раз спрашиваешь, – пообещал Влад и повернулся к Марату. – А ты, уважаемый человек, присаживайся рядом. Послушай. Тебе тоже надо знать, чтобы потом не удивляться.
Когда все мирно уселись вокруг, выжидающе уставившись на него, Влад скрестил руки на груди и тоном учителя спросил:
– Ответьте мне, многоуважаемые коллеги, на следующий вопрос. Что лучше: бороться одному против двух врагов одновременно, или выступать вдвоем против одного врага?
«Совещание в десять тридцать. Совещание в десять тридцать», – неуемно звенело в голове у следователя. Ничего такого сверхъестественного это не значило. Через полчаса – собрание в малом зале для обзора последних событий и результатов. Пал Палыч чувствовал усталость, как-то особенно остро досаждавшую в последние дни. Несмотря на то что он вчера вечером благополучно переложил бремя заботы о правопорядке на другое ведомство, ему не дали возможности спокойно отдохнуть, чтобы закончить последнее дело и пойти, наконец, на пенсию. В середине ночи, когда Пал Палычу только-только удалось заснуть, раздался звонок и начальник приказал быстро собираться и отправляться на новое место преступления.
– Машина к тебе уже едет, адрес водитель знает. Тебя ждут, не задерживайся.
Сказав это, начальник положил трубку, оставив Кузнецова в темноте и в тишине просыпаться и соображать, что происходит.
– Наверное, эти покойники не дадут мне умереть, – бормотал Кузнецов, поднимаясь по ветхим скрипучим лестницам старого дома под самую его крышу.
Начальник отделения объяснял свое требование, точнее, просьбу, как он сам выразился, тем, что: а) Пал Палыч – лучший следователь в их подразделении, и: б) похоже, что этот случай может быть продолжением вечерней истории с отравившимися детьми. Таковыми были те аргументы, руководствуясь которыми, он просил Кузнецова взяться за расследование.
– Хотя бы начни, оцени, подготовь и потом, если будет много работы по делу об убийстве Асанова, отдашь новое дело кому-то молодому из подразделения, – попросил его шеф, когда Кузнецов уже ехал в машине.
– Пусть бы молодые и начинали, а то я измотан вконец, боюсь, не дотяну до пенсии с такой загрузкой.
– Ничего, Палыч, на пенсии отоспишься, – приободрил его шеф.
Осмотрев квартиру, собрав кое-какие первоначальные данные, Кузнецов написал рапорт, отправил его в участок и поехал домой – досматривать сон, как заявил он сам себе, покидая место убийства. Но заснуть ему уже не удалось. Ни на мгновение. А тут еще и совещание ни свет ни заря! Впрочем, как обычно, в начале рабочего дня. Зевая, следователь Кузнецов твердо решил, что ночное убийство им не удастся на него повесить!