В диких условиях
Шрифт:
В Высшей школе У.Т. Вудсона — крупном государственном институте в Фэрфаксе, штат Виргиния, славящимся высоким уровнем преподавания и спортивными достижениями, Крис был капитаном команды по кроссу. Ему нравилась эта роль, и он придумал новые, изнурительные режимы тренировок, которые его товарищи по команде не забыли до сих пор.
«Он действительно не жалел себя, — объясняет Горди Кукуллу, младший член команды. — Крис изобрел упражнение, которое назвал „Воины дороги“: он брал нас на долгие убойные пробежки через фермерские поля и стройки — места, где нельзя было находиться, и намеренно старался, чтобы мы заблудились.
МакКэндлесс смотрел на бег как на духовную практику, почти религию. «Крис старался подготовить нас морально, — вспоминает Эрик Хатауэй, другой его товарищ по команде. — Он рассказывал нам, что думает обо всем зле и ненависти этого мира, и представляет, будто мы пытаемся преодолеть темные силы, стену зла, которая мешает нам стать лучшими. Он верил, что результаты зависят лишь от состояния духа, способности собрать в кулак всю доступную энергию. Нас, впечатлительных студентов, такие разговоры невероятно воодушевляли».
Бег был не только духовным опытом, но еще и соревнованием. Когда МакКэндлесс бежал, он стремился к победе. «Крис относился к бегу очень серьезно, — говорит Крис Макси Гиллмер, спортсменка из команды, бывшая, вероятно, самой близкой подругой МакКэндлесса в Вудсоне. — Я помню, как ждала Криса у финиша, смотрела за его бегом и чувствовала, как сильно он стремится выступить хорошо, и насколько он был разочарован, когда все проходило хуже, чем он ожидал. После неудачного забега или даже плохого времени, показанного на тренировке, он был очень суров к себе. И не хотел об этом говорить. Если я пыталась посочувствовать, он злился и огрызался на меня. Держал все внутри. Уходил куда-то в одиночку и предавался самоедству.
Крис относился серьезно не только к бегу, а практически ко всему на свете. Мало кто задумывается в институте о серьезных вещах, но мы с Крисом были именно такими, а потому быстро поладили. Во время обеденного перерыва мы ошивались у его шкафчика и толковали о жизни, устройстве мира и тому подобном. Я черная, и никогда не могла понять, почему все придают такое значение расе. Крис беседовал со мной об этом. Он понимал. И всегда к таким вещам относился критично, как и я. Крис мне очень нравился. Он был отличным парнем».
МакКэндлесс принимал несправедливость мира близко к сердцу. В свой последний год в Вудсоне он серьезно изучал расовую дискриминацию в Южной Африке. Он на полном серьезе обсуждал с друзьями план проникнуть в эту страну с контрабандным грузом оружия, и примкнуть к борьбе с апартеидом.
— Мы часто спорили об этом, — вспоминает Хатауэй. — Крис не хотел двигаться проторенными путями, работать на систему, ждать своего часа. Он говорил: «Ну же, Эрик, мы можем достать денег, чтобы самостоятельно отправиться в Южную Африку прямо сейчас. Нужно лишь решиться на это». Я возражал, что мы — всего лишь пара детишек, и не можем ничего изменить. Но с ним было невозможно спорить. Он отвечал что-то вроде: «Э, да тебе просто наплевать, что хорошо, а что — плохо».
На выходных, когда приятели по высшей школе шлялись по пивным вечеринкам и пытались просочиться в бары Джорджтауна, МакКэндлесс ходил по злачным кварталам Вашингтона, беседуя
«Крис просто не мог понять, как можно позволить людям голодать, особенно в этой стране, — говорить Билли. — Он мог бредить об этом часами».
Однажды Крис подобрал на улице бездомного, привез его домой в тенистый, благополучный Аннандейл, и спрятал его в родительском фургоне, припаркованном за гаражом. Уолт и Билли так и не узнали, что они приютили бродягу.
В другой раз Крис заехал к Хатауэю и объявил, что они отправляются в центр. «Круто!» — подумал тогда Хатауэй. Он вспоминает: «Был вечер пятницы, и я решил, что мы едем на вечеринку в Джорджтаун. Вместо этого, Крис остановил машину на Четырнадцатой улице, которая в те времена была по-настоящему стрёмной частью города. Затем он сказал: „Знаешь, Эрик, ты можешь прочитать обо всем этом, но никогда по-настоящему не сможешь понять, пока сам так не поживешь. Сегодня мы этим и займемся“. Следующие несколько часов мы шлялись по всяким дырам, разговаривая с сутенерами, шлюхами и подонками. Я был, типа, испуган.
Ближе к концу вечера, Крис спросил, сколько у меня денег. Я ответил, что пять долларов. У него было десять. „Отлично, ты платишь за бензин, — сказал он мне, — а я куплю еды“. Он потратил десять баксов на большой мешок гамбургеров, и мы объехали округу, раздавая их вонючим доходягам, спящим на тротуаре. Это была самая странная пятница в моей жизни, но для Криса такое было в порядке вещей».
В начале своего последнего года в Вудсоне, Крис известил родителей, что не собирается поступать в колледж. Когда Уолт и Билли возразили, что диплом колледжа нужен для карьеры, Крис ответил, что карьера — унизительное «изобретение двадцатого века», скорее бремя, чем преимущество, и он вполне обойдется без нее. Спасибо, все свободны.
«Это нас встревожило, — признает Уолт. — И я, и Билли вышли из рабочих семей. Дипломы колледжа достались нам нелегко, и мы тяжело работали, чтобы обеспечить детям хорошее образование. Так что Билли усадила его и сказала: „Крис, если ты действительно хочешь изменить мир, помочь людям, которым повезло меньше, получи сперва для этого подходящие рычаги. Отправься в колледж, стань юристом, а затем ты действительно будешь в состоянии на что-то влиять“».
«Крис получал хорошие отметки, — говорит Хатауэй. — У него не было проблем, он отлично успевал и делал то, что требовалось. У его родителей не было повода жаловаться. Но они привязались к его идее по поводу колледжа и, что там они ни сказали, но это сработало. Потому что Крис, в конце концов, отправился в Эмори, хотя и считал учебу пустой тратой времени и денег».
Может показаться странным, что Крис в случае с колледжем поддался давлению со стороны Уолта и Билли, тогда как отказывался их слушать по многим другим поводам. Но в их отношениях и без того хватало противоречий. Когда Крис трепался с Макси Гиллмер, он часто сетовал на Уолта и Билли, изображая их тиранами. Но в обществе парней — Хатауэя, Кукуллу и другой звезды дорожки — Энди Горовца — он не жаловался никогда. «У меня сложилось впечатление, что его родители — очень милые люди, — говорит Хатауэй, — похожие на моих и прочих родителей. Просто Крис не любил, когда ему указывали. Думаю, он имел бы претензии к любому отцу или матери, у него были проблемы с самой идеей родителей».