В городе древнем
Шрифт:
На следующий день Степанова перевезли на телеге в райком. Провожая его, главный врач давал наставления сопровождающим: «Больному нужен покой и покой… Будь удар посильнее и прийдись в самый висок — ниже всего только на несколько миллиметров! — не было бы уже Степанова». Рассуждения об этих миллиметрах изрядно наскучили ему: каждый, кто приходил, считал своим долгом отметить это.
Степанов по фронту знал, что смерть всегда ходит в миллиметре от тебя. Но мы осознаем это, только когда она сделает всем видимую отметку. Мало ли минных осколков, пуль пролетело в сантиметрах от головы,
В маленькой комнатке райкома Степанова навещали все: Владимир Николаевич и другие учителя, Таня Красницкая, Галкина, мать Коли Акимова — Пелагея Тихоновна, зашел еще раз Цугуриев. Объявились какие-то старые приятельницы матери, которых Степанов уже забыл, как звать. Лишь Вера не приходила…
Степанов нервничал, чувствуя, что из-за него райком теперь действительно стал своего рода частной квартирой или клубом. Однако Ваня Турин ничем и никак не выказывал недовольства, по мере сил стараясь создать для Степанова более или менее спокойную обстановку. Он даже перенес бюро, которое грозило быть шумным: пусть больной окрепнет, не так уж долго осталось…
Лежа в райкоме, Степанов узнавал и некоторые новости. В городе открыли детский сад… Школа, о первом своем уроке в которой с таким волнением и радостью мечтал Степанов, уже работала. Начали очень просто, Степанову показалось, даже буднично, хотя, как нужно было начать, чтобы избежать этой будничности, он и сам не знал. Перед открытием усиленно работали и ученики: доделывали столы, скамейки, сшивали тетради, собирали учебники и книги, даже сделали из свеклы красные чернила: для отметок.
В день открытия Владимир Николаевич произнес перед школьниками небольшую речь. Степанову все же было обидно, что открыли без него и что само открытие не было таким торжественным, как он хотел.
Школа на земле, преданной огню и тлену! Поколение русских, которое, по планам завоевателей, должно было забыть или ничего не знать о подлинной истории своего народа и о своем предназначении в ней, снова — за партами, перед учителями, полпредами многотысячелетней культуры человечества!
Из Раменской дачи под Костерином лес был перевезен и уже пошел в дело. Потихоньку Дебрянск строил самое необходимое…
Среди новостей была и тяжелая. На полянке, в старом лесу с полузаброшенной дорогой, обнаружили еще одно место казни советских людей. Сразу же после вступления частей Красной Армии в Дебрянский район в разных местах были найдены три рва с трупами расстрелянных гитлеровцами. Кто мог подумать, что эти три рва — еще не всё?..
Степанову было невыносимо лежать, томясь от вынужденного бездействия. Однажды вечером, когда у Турина выпала свободная минута, спросил:
— Послушай, Иван… Можешь доверить мне одно дело?
— Могу! — не раздумывая согласился Турин и, улыбаясь, спросил: — Какое?
— Дай мне оставшиеся заявления, что у тебя на столе… Я буду их читать, беседовать с ребятами и сообщать тебе свое мнение… Как я понял, у тебя много времени уходит, чтобы разобраться в сути… «Достоин… Не достоин… Что случилось?..»
— Подмена бюро, подмена коллегиальности единоличным решением! — сразу же сформулировал Турин. Впрочем, он проговорил это не без оттенка иронии, давая понять, что так может быть воспринято предложение Степанова
— Решение по-прежнему останется за бюро, — возразил Степанов. — Но черновая работа будет проделана мною… Впрочем, как хочешь… — заключил он, берясь за рукопись Владимира Николаевича.
Старый учитель оставил ее Мише, предварительно удостоверившись, что больному разрешено понемногу читать. Это было то, с чем давно хотел познакомить Степанова Владимир Николаевич.
Турин, отлучившийся на минуту, вернулся с пачкой заявлений:
— Читай и давай нам мудрые советы…
Он потоптался на месте, словно хотел сказать что-то еще.
— Что ты?.. — спросил Степанов.
— Дубленко арестовали…
Известие это Степанов воспринял совершенно спокойно:
— По-моему, этого можно было ожидать…
— Да. Чайку выпьешь?
Степанов от чая отказался и принялся разбирать заявления.
С этих пор он делил время, когда чувствовал себя сносно, между беседами с подателями заявлений и чтением рукописи Владимира Николаевича.
Перед Степановым обычно к вечеру стали появляться пареньки и девчата. Краснели, стеснялись, увидев перед собою лежащего человека, но в конце разговора расставались хорошими знакомыми. Степанов прежде всего пытался выяснить, чем и как комсомольцы могут помочь семьям фронтовиков: напилить, наколоть дров, сменить сгнившие доски пола в землянке, что-нибудь еще.
Большинство пришедших, с кем пока столкнулся Степанов, потеряли свои комсомольские билеты, зарыв их в землю — перед угоном в Германию — вместе с самыми дорогими для семьи вещами. Прятали фотографии, письма близких, кольца, документы, памятные вещички… Увы! Часть тайников была разграблена, часть и найти было немыслимо, до того неузнаваемо изменилось все вокруг.
С такими ясно: хотели комсомольские билеты сохранить, но не удалось не по своей вине. Но выявлялись ситуации и посложнее.
Валя Дементьева поведала о себе такую историю. Ушла в партизанский отряд: кашеварила, но и в боевых операциях участвовала тоже… Потом заболела мать, за которой некому было ухаживать, и пришлось Вале вернуться в город. Хватилась комсомольского билета, — его всегда в отряде носила с собой, — нету! Где-то обронила, видно… При передвижении, перебросках партизан всякое могло случиться. Никто из Валиного отряда сейчас в Дебрянске не жил. А самой Вале восемнадцать лет, значит, ушла в партизаны шестнадцатилетней!
— Как фамилия командира отряда? — спросил Степанов.
— Аремьев Иван Филиппович, — тотчас ответила Валя. — Из Хатынца.
Больше задавать вопросы и проверять Валю Степанов не стал. Тут ему одному все равно не разобраться. Нужно срочно передавать на бюро…
Когда ребят не было, Степанов читал рукопись учителя.
Книгу эту, как сказал сам Владимир Николаевич, он не мог не писать. Чтобы выжить под гнетом завоевателей и их доктрин, оправдывавших порабощение русских, он и те, для кого он писал ее, должны были осознать, кто же они такие, р у с с к и е, с о в е т с к и е, кого эти завоеватели хотели заставить безропотно служить себе. Потомками кого являются, на какой земле родились и выросли. Вспоминая эпизоды многовековой истории народа, вычитывая интересные высказывания в журналах и книгах, Владимир Николаевич заносил их в свою книгу.