В оковах любви
Шрифт:
— Нет. Я мужчина, и у меня есть глаза. Я вижу — ты чувствуешь то же, что и я. Ты меня хочешь.
— Нет, — повторила она. — Не хочу.
Никто не назвал бы Хлою глупой. Отказывая Саиду, она знала, что тем самым бросает ему вызов. И Саид не сможет не ответить.
Она бросила вызов, потому что хотела того, что последует. Желала. Жаждала. Саид был прав: она жаждала попробовать то, что никогда не пробовала раньше. Чего всю жизнь избегала.
Саид положил ладонь ей на бедро, провел пальцами по тонкой
— Тогда уходи, — прошептал он, склонив голову; его губы коснулись нежной кожи ее шеи. — Уходи прямо сейчас.
— Я… я…
Он обхватил ее талию и другой ладонью, проводя пальцами уже под обеими грудями.
— Ты не уйдешь, — сказал Саид, задевая горячим дыханием ее кожу. — Не уйдешь, потому что хочешь так же сильно, как я. — Я жалею об одном, — добавил он.
— О чем?
— Что по аттарской традиции жениху и невесте не нужно целоваться.
— Я не жалею. — Хлоя опять бросала ему вызов.
— Неубедительно.
— Я же лгу.
Саид засмеялся, а затем его горячий рот прижался к шее Хлои.
— Я так и думал. — Он провел пальцем по ее плечу, вверх по шее и вдоль подбородка, а затем по губам. Затем он наклонился, касаясь ее губ своими: — Скажи, что хочешь этого, — прошептал он хрипло.
Он заставлял ее просить. Заставлял быть слабой. Но она и так уже была слишком слаба, чтобы не подчиниться.
— Я хочу…
Больше ничего не понадобилось. Его губы прижались к ее рту; поцелуй был жадным, ненасытным. Когда-то она гадала, как ощущается поцелуй. Мокрый или теплый? Неловкий? Чужой язык во рту — это же противно, а не сексуально.
Теперь она получила ответ на все вопросы. Тепло, влажно в лучшем смысле слова, ничуть не неловко и… кончик языка Саида скользнул вдоль ее губ, требуя впустить его, и Хлоя подчинилась…
И сексуально.
Она ответила ему, прекрасно осознавая, что ее действия совсем не такие умелые, как у Саида, но его руки сомкнулись у нее на спине, притягивая ее вплотную, и Хлое стало все равно. Она обхватила его за шею, вплела пальцы в его волосы и крепко прижала его к себе, пробуя его вкус и давая пробовать себя. Последнее ей нравилось больше всего.
А затем он зарычал. Это был грубый мужской звук, который вибрировал между их телами. Спина Хлои снова прижалась к стене, твердой и холодной; а спереди был Саид, твердый и горячий. Он прижимал ее. Держал в плену. И ей нравилось. Лишь бы трогал, лишь бы целовал. На краю сознания раздался сигнал тревоги: рациональный голос разума, который столько лет был главным в ее голове, теперь требовал прислушаться к этой последней мысли. К ней вернулось воспоминание…
— Мама, почему ты с ним остаешься?
— Потому что,
Ну уж нет.
Хлоя разорвала поцелуй, хватая ртом воздух, и толкнула Саида. Ее охватила паника, вытесняя удовольствие, которое заставляло ее так глупо себя вести. Совсем как ее мать.
— Перестань, — сказала она. Грудь вздымалась, голос дрожал. Она едва не плакала. Глаза щипало, горло начало болеть, живот свело тошнотой. Но Хлоя не хотела, чтобы Саид увидел ее слезы.
— Что не так?
— Что не так? — Хлоя предпочла слезам гнев. Гнев намного лучше слабости. И принятия. — Ты… ты пытаешься завладеть моим телом. Пытаешься меня контролировать через секс. Не получится!
— Вообще-то я думал, что целую тебя. И даже дал тебе возможность уйти.
— Ты так говоришь, но сам держишь меня.
— А ты могла вырваться, как сейчас и сделала.
— Надеюсь, этого достаточно для закрепления брака, потому что больше ты ничего не получишь, — заявила Хлоя, протискиваясь мимо Саида и направляясь к лестнице.
— Ну нет, любимая, здесь брак закрепляется не так. Он не станет официальным, пока я не окажусь внутри тебя.
Хлоя развернулась к нему; ее сердце сбивалось с ритма.
— Не говори так!
— Почему? Потому что тебе этого хочется?
— Потому что это отвратительно, — прошипела она; слеза все-таки стекла по щеке. — Вся власть у тебя, но этого я тебе не дам.
Отвернувшись, она поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Там было пусто: Адена на ночь перенесли в детскую. И нельзя было пойти к нему; нужно было сохранять видимость, что она настоящая жена Саида.
Хлоя села перед резным туалетным столиком.
Значит, спать не придется. Но к Саиду она не пойдет.
У Саида было тяжело на душе. Он не знал, что вызвало такую реакцию, но видел, — это было что-то серьезное. Что-то, что Хлоя скрывала от мира. Порождение боли.
Саид угадывал знакомую боль. В его случае она была так сильна, что все нервные окончания пережгло. Он исцелился, но перестал чувствовать. Навсегда.
Раны Хлои были свежими, и боль еще не прошла.
Он долго стоял в коридоре, решая, что делать. Нужно пойти за Хлоей. Потому что она страдает. Потому что она его жена. И потому что впервые за очень долгое время он хотел сделать то, что правильно — не с точки зрения чести или общего блага, а для одного человека.
Он постучал в дверь спальни Хлои. Ничего не услышав, он сообразил — возможно, она думает, что стучит прислуга.
— Это я, — сказал он.
— Зачем ты пришел? — жалобно спросила она.
— Нам нужно поговорить.
— Ну входи. Нельзя, чтобы тебя застукали в коридоре.