В ожидании козы
Шрифт:
– Чего врешь? – оказал Вад. – Не иногда. У меня видите, какие уши стали длинные? И «Робинзона Крузо» он разорвал. Говорит, мы с него берем пример.
– Ай-ай-ай, – покачал головой бухгалтер – Робинзона жалко. А как… мать?..
– С матерью они заодно.
– Мать вы не обижайте… она у вас хорошая…
– Да мы ничего… С матерью жить можно…
Из дверей высунулась женская конопатая физиономия:
– Семен Абрамович, вас к телефону.
– Сейчас… Вы заходите, ребята…
Мы поплелись
– Если бы он пришел чуть позже, – сказал Вад. – Представляешь, какой бы у нас был отец!
– Теперь что толку… Пошли на минное поле.
Если бы перед безотцовщиной предстал скелет фрица, увешанный с ног до головы пистолетами и фонариками «Даймон», то она, наверно, удивилась меньше.
– Привет! – сказал я, но ответа не получил. – Картошка есть?
– Есть… – выдавил Малыш, не отрывая глаз от клетчатой рубашки Вада.
Мы подошли к костру и взяли по картошине. Вокруг валялись кости, зола, и пришлось есть стоя. Безотцовщина глядела на нас во все глаза, словно мы действительно были артисты.
– Садитесь, – предложил Рыжий.
– Мы постоим…
– Костюмчики боитесь испачкать? – усмехнулся он.
– Ты угадал.
– Гдей-то вы слямзили? – опросил Дылда.
– Мы не слямзили.
– Это им отец купил, – догадался Малыш.
– Да?
– Да…
– С чего это он?
– Так положено, – опять сказал за нас Малыш. – Отец всегда все покупает.
Дылда подул в огонь.
– Суп будете?
– Нет, мы уже наелись.
– Мы хлеб с колбасой дома ели, – зачем-то соврал Вад. – И конфеты есть.
Мы протянули безотцовщине кулечки со слипшимися конфетами. Каждый осторожно взял по шарику и осторожно положил в рот.
– Сладкая, – удивился Дылда.
– А внутри варенье! – разгрыз Малыш. – Здорово!
– Дерьмо! – Рыжий выплюнул конфету в огонь.
– Еще хотите? – спросил я.
Дылда задумался.
– Угостите девочек, – сказал Рыжий. – Может, дадут послюнявить щечку.
– Пойдемте на горох, – предложил я.
– Костюмчики запачкаете, – опять съязвил Рыжий.
До чего же злой парень.
– Ну тогда мы пошли вдвоем…
– И я с вами! – вскочил Малыш.
– Разомнусь и я, – поднялся Дылда.
Лишь Рыжий остался сидеть у костра.
Не успели мы отойти, как послышался топот. Нас догонял Рыжий. Он тащил обмотанную тряпками каску.
– А как же супчик? – спросил он.
– Не надо. Спасибо, – вежливо поблагодарил я, удивленный такой нежной заботой.
– Гребуете? Папина конфетка вкуснее?
– Почему же… Просто не хочется.
– А вы все же поешьте!
Рыжий опрокинул на меня каску. Остатки супа он аккуратно выплеснул на Вада. В тот же момент мой брат кинулся ему под ноги. Я схватил Рыжего за «шкирку». Но тот и не думал убегать.
– Бей!
Я не стал себя долго упрашивать. Рыжий стоял, как пень. Когда не получаешь сдачи, драться неинтересно.
Проклиная ненормального, мы стали счищать с себя суп.
Но тут Рыжий схватил земляной ком.
– Может, земличкой припудрить?
Ком угодил мне в грудь. Теперь возмутился даже Дылда.
– Ты что делаешь, псих? – закричал он.
– Я им еще не так! Нероны паршивые! Чтобы больше не приходили сюда! Дерьмо тут всякое будет ходить!
Вад схватил камень, но я не дал ему размахнуться.
– Не надо. Он тронулся. Пойдем помоемся на речку.
– Эсэсовцы! Черные эсэсовцы! – кричал нам вслед Рыжий. Он имел в виду мою черную ремесленную форму.
Мы тщательно постирали «эсэсовскую» форму, но было ясно, что ей настал конец.
– Прибьет, – сказал Вад, оглядев меня.
– Пошли на горох. Семь бед – один ответ.
Авес Чивонави
Я надеялся, что родители уже спят и расправа буде отложена до утра. Но окна нашего дома были ярко освещены.
Я взобрался на завалинку и заглянул в окно. Отец сидел за столом и смеялся. Рядом с ним была мать. Она тоже смеялась. А напротив них сидел незнакомый человек со странным лицом, словно составленным из кусочков, как лоскутное одеяло, и рассказывал что-то, наверное, очень смешное, потому что ему удалось рассмешить даже отца. На столе лежало и стояло много всякой всячины, даже настоящая колбаса.
– Ну чего там? – дернул снизу меня Вад.
Я помог ему подняться. Мой брат проглотил слюну.
– Пошли, – сказал он. – Будь что будет…
– Вот они! – сказал отец.
– Ах! – ахнула мать.
Я именно так все и представлял себе.
– Вот полюбуйся, – сказал отец, обращаясь к человеку с лицом, похожим на лоскутное одеяло – Сегодня продал свои золотые часы, одел их, а к вечеру – посмотри.
Гость, видно, был веселым человеком, но даже его наш вид привел в уныние.
– Да, – сказал он, разглядывая нас. – Ен киш нредом, река Хунцы.
Последняя фраза не была немецкой. Скорее итальянской.
– Друзья отделали?
– Ага…
– Ну идите, будем знакомиться. Авес Чивонави.
– Вы итальянец?
– Ух, какие шустрые. С ходу определяют.
– Это дядя Сева, – сказала мать и засмеялась. – Он любит говорить наоборот.
Мне стало стыдно, что я попался на такую простую штуку.
– Сева Иванович, – перевел я медленно «Авес Чивонави».
– Совершенно точно. Кичтел.
– Летчик.
– Цедолом, – похвалил Авес Чивонави. – Тнанетйел асапаз.
Получилось у него это сразу.