В плену отражения
Шрифт:
Так, к примеру, первый из ее несостоявшихся женихов лорд Уилтхэм действительно был старым извращенцем. Время от времени он приезжал навестить свою восьмилетнюю невесту, сажал к себе на колени и запускал руку под юбку. Маргарет смущенно сжимала ноги и пыталась сползти, но он держал крепко. Как же, стал бы он ждать, пока она превратится в девушку, оприходовал бы сразу после венчания. Если бы смог, конечно.
Или вот Джоанна — служанки шептались, что, умирая, она о детях даже и не вспомнила. Зато звала в бреду Хьюго. Ну что, нормально. Таких страдалиц во все времена хватает: бьет — значит, любит.
После переезда в замок Невиллов почти
Наконец Отражение доползло до знакомства с Джоном Брэкстоном. Я чувствовала себя, как будто играла роль в школьной постановке про любовь. Причем моим Ромео назначили совершенно не интересного мне мальчика, который, тем не менее, по ходу пьесы меня лапал и целовал.
Пока Маргарет гуляла с Джоном около замка, играла с ним в шахматы, танцевала, я иногда пыталась себе представить, как сложилась бы их жизнь, если бы он не погиб. Наверно, у них было бы штук пять-шесть детей. Джон к сорока годам превратился бы в копию своего отца, рано растолстев и облысев. Кстати, как и Мартин, который, судя по портрету, основательно обрюзг уже к тридцати пяти. Маргарет к тому времени, возможно, стала бы бабушкой и выглядела соответственно. В средние века женщины увядали рано. Краснолицый Джон с бычьей апоплексической шеей ходил бы на кухню щипать за бока служанок, в деревне подрастали бы несколько его бастардов…
На этом месте я обычно обрывала себя. Если человек мне не нравится, это еще не повод подозревать его в том, что бы такого плохого он мог сделать. Во всяком случае, в свои молодые годы он ни одного повода для этого не подал. Наоборот, выглядел вполне достойным и благородным молодым человеком. Сексуально озабоченный? Ну а что еще можно ждать от тинейджера, в котором бурлит гормон? Он еще вполне себя сдерживал.
Я пыталась убедить себя относиться к Джону без брезгливого раздражения, и это почти удавалось, когда они с Маргарет беседовали на латыни о религии или крестовых походах. Или когда он рассказывал о своих придворных обязанностях. Но как только они оказывались вдвоем, и его руки оказывались во всяких неожиданных местах, мне тут же хотелось выскочить из разомлевшей Маргарет и бежать бегом на край света. А поскольку это было невозможно, я пыталась представить себе вместо его рук совсем другие. Иными словами, мысленно изменить жениху с собственным мужем — не абсурд ли? Но получалось плохо.
Хуже всего мне пришлось, пожалуй, в те недели, когда Маргарет лежала в горячке после смерти Джона. Она то была без сознания, то спала, а я сидела в темноте и отчаянно скучала. Даже когда Маргарет была младенцем и спала большую часть суток, все казалось не так тоскливо.
Потом был визит Роджера, кольцо. Дом Миртл. Несколько месяцев при дворе с чудесной Анной Клевской. Наверно, из всех, кого я встретила в XVI веке, она понравилась мне больше всех. Да, она была совсем не красавицей. Но в ней было что-то необыкновенно ясное, светлое, теплое — кстати, то, что отличало саму Маргарет. Настоящую живую Маргарет. И только такой придурок, как Генрих, мог не оценить чистоту и нежную прелесть своей четвертой жены.
И все же эти прекрасные месяцы были отравлены — пристальным интересом короля, отвращением, страхом. Я ждала момента, когда Маргарет должна была
[1] Мистика (от греч. — «скрытый», «тайный») — вера в существование сверхъестественных сил, с которыми таинственным образом связан и способен общаться человек; также — сакральная религиозная практика, имеющая целью переживание непосредственного единения с Богом (или богами, духами, другими нематериальными сущностями)
[2] «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею…» (Быт.1:28)
[3] (франц.) красота дьявола
[4] В сатирическом романе французского писателя XVI века Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (фр. La vie tr`es horrifique du grand Gargantua, p`ere de Pantagruel) этой теме посвящена глава XIII «О том, как Грангузье распознал необыкновенный ум Гарантюа, когда тот изобрел подтирку»
7. Перед грозой
Двенадцать рождественских дней 1541 года — тот момент, с которого начались мои прыжки в прошлое. Третий раз я в теле Маргарет танцевала на одном и том же рождественском балу, смотрела на Генриха в окружении бывшей и нынешней жен, на серьезную леди Марию и смешную рыжую леди Елизавету — копию отца. Гладила щенков, которых дала подержать Анна Клевская. Любовалась снегом за окном Хэмптон-корта.
Что-то было не так…
Нет, внешне ничего не изменилось. Но было какое-то странное чувство… Я не могла сказать, что оно не дает мне покоя. Оно просто было. Неоформленное, неясное, как прозрачный утренний туман. Я не понимала, чем оно вызвано, и это тревожило.
«И ожидание любви сильнее, чем любовь, волнует»[1], - вспомнилась вдруг строчка давно забытого стихотворения.
Какая еще любовь?! Вот только любви в этом мертвом царстве мне и не хватало! Кого тут любить, интересно? Не Мартина же!
Прошел январь, непонятное ожидание продолжало томить меня. Я пыталось объяснить его себе просто, обрезая бритвой Оккама[2] любые несуразные предположения. Еще месяц — и появится Мартин. Как бы он ни был мне неприятен, это — возможно! — единственная моя дверь в настоящее. Если ничего не выйдет, я проживу еще почти два года и снова стану младенцем. И так без конца. Хотя, может, и нет. Может, сестра Констанс еще раз освободит меня и превратит в призрак. Уже навсегда. Или все-таки можно будет сделать еще одну попытку захватить тело Мартина? Фильм ужасов какой-то…
И все же это объяснение полностью меня не удовлетворяло.
К середине февраля я наконец перестала притворяться, что жду появления Мартина только в качестве теоретического средства передвижения.
Света, ты рехнулась, да?
Ну а как тогда объяснить это смутное томление, которое охватывало меня, когда я думала о том, что до первого марта осталось совсем немного времени? С чем еще это могло быть связано, если не с ним самим?
Я вспоминала о Тони — и это была грусть и боль. Увижу ли я его снова? Сколько мы были вместе — в общей сложности и девяти месяцев не набежало. Слишком мало… И эти мои мысли о Мартине — я чувствовала себя так, словно уже изменила мужу.