В сети
Шрифт:
Влажный язык захватывает мой, цепляется, обвивает, поглощает — и я сама не замечаю, как начинаю отвечать: запоздало и жадно, забывая, зачем вообще пыталась бороться.
42.
***
Саша всё же заезжает на заправку, покупая всё подряд — и чай, и кофе, и алкоголь, и шоколад, и снеки — потому что я не говорю ничего однозначного на его предложение. Я, в принципе, вообще ничего не говорю, гордо вскинув подбородок и уставившись в окно.
Манера вождения,
Я странным образом знаю, что нахожусь в безопасности.
Во мне автоматически включается инстинкт покорности, хотя внешне этого не скажешь: плечи зажаты, руки лежат на коленях, дыхание сбивается на короткие, неглубокие вдохи.
— Я не знаю, где тебя искать, чтобы поговорить и при этом не подставить, — признается Саша, потирая переносицу и отъезжая от заправки. — Квартира — плохой вариант. Работа — ещё хуже. Мне показалось, что сейчас — самый лучший из возможных. Я... херово себя чувствую с тех пор, как ты ударила меня по лицу.
Ауди устремляется вперёд по трассе, проезжая незнакомый сосновый лес и редкие придорожные кафе с тускло мерцающими вывесками. Я напрягаюсь, машинально стискивая ремень безопасности.
— Тебе нежелательно покидать местонахождение без уважительной причины, чтобы избежать недоразумений, — осторожно напоминаю.
Устинов включает поворотник, сбавляет скорость и сворачивает на узкую просёлочную дорогу, уходящую вглубь леса.
Удивительно, но даже в этот момент сердце не бьётся быстрее. Во мне нет ни страха, ни паники — только грудь становится тесной, а пальцы судорожно сжимаются на ткани сиденья.
— У меня есть уважительная причина, — поясняет Саша.
Свет фар выхватывает из темноты колючие кусты, корни и редкие отражатели на обочине.
Мы едем долго. Или дорога просто кажется бесконечной — то поднимаясь в гору, то проваливаясь вниз.
Ауди выезжает на открытый участок, и мы оказываемся на вершине небольшого обрыва, под которым раскинулась тёмная, широкая река. Это зрелище завораживает — особенно сейчас, когда я так и не подошла к ней тогда, на базе отдыха.
Саша глушит двигатель, но не гасит фары. Тишина становится плотной и давящей изнутри, и я хватаю стакан с чаем, первой выбираясь наружу.
В лицо сразу бьёт ветер, пахнущий водоемом, и губы начинают печь сильнее — потому что недавний поцелуй впитался в ткани и теперь откликается даже на прикосновение воздуха.
За спиной слышится, как открывается водительская дверь, затем — громкий хлопок и тяжёлые шаги, которые с каждой секундой становятся ближе.
Я не оборачиваюсь. Даже не дышу глубже. Только делаю глоток остывшего чая, чтобы сбить расползающуюся по телу дрожь.
— Мне понравилась ваша компания, — отвешиваю вполне искренний комплимент. — Понравилось то, с какой лёгкостью вы отдыхали, купались и веселились.
То,
У меня не было против него шансов, когда Устинов вытаскивал меня из такси. Не было ни одного — потому что я сама хотела ему их дать.
— Я не планировал задерживаться — заехал, чтобы поздравить лучшего друга, но услышал, что рядом отдыхает прокуратура, и как-то сразу передумал.
Я резко разворачиваюсь и поднимаю взгляд — от широкой грудной клетки, по линии подбородка и скул, — пока не встречаюсь с насыщенными зеленью глазами. В тот же момент по спине пробегает ток.
Саше идёт любой выбранный стиль — хоть домашний, хоть деловой, хоть спортивный, хоть пляжный. Ему идёт и то, как он держится. Неважно где — в зале суда или на пустыре.
Я ловлю себя на том, что не могу от него оторваться, потому что он удерживает меня взглядом — прицельным и точным, словно вбирает в себя миллиметр за миллиметром, не отпуская ни на вдох, ни на выдох.
— Скажи честно, что ты сделал, когда понял, кто я? — прищуриваюсь, склоняя голову на бок. — Упивался тем, что поимел прокурора, а не наоборот? Было приятно чувствовать себя выше — зная, что я даже не догадываюсь, кто ты на самом деле? Кому ты рассказал, Саш? Родным? Друзьям? Вы смеялись? Перечитывали переписку, комментируя, как наивно я на тебя купилась?
Вопросы сыплются из меня нескончаемым потоком. Те самые, что мешали спать, доводили до тошноты и лезли в голову, как заевшая пластинка.
— Эй, стоп, Оль. Хватит.
— Что? — непонимающе развожу руками.
— Я не смеялся. Ни разу. Даже мысленно. Никто из моих друзей не знал о тебе ни слова, — жёстко пресекает мои догадки Саша, указывая рукой в сторону дороги. — Никто из тех, кого ты видела.
— А кто знал?
— Только мой безопасник. Проверенный временем и обстоятельствами человек.
Я нервно сглатываю, не отрывая от него взгляда. Кровь приливает к лицу, уши пылают. В груди нарастает тупое давление — как перед тем, как расплакаться. Только слёз нет. Есть ярость. И стыд. Я чувствую себя так, будто стою перед ним раздетая — не физически, а до самого нутра.
— И что он предлагал со мной сделать, твой безопасник? — бросаюсь с очередной претензией. — Как именно хотел использовать?
— Что бы он ни предлагал — я бы не согласился.
— Почему? У тебя же есть всё: записи с камер, скрины переписок, личные фото. Может, стоило начать меня шантажировать?
Фразы вылетают резкими, словно оттачиваясь о горло. Саша выставляет руку вперёд — предупредительно, чтобы остановить этот спор, но я бы и дальше носила всё это в себе, если бы не он. Если бы сам не вызвал меня на откровенный разговор.