Вариант "И"
Шрифт:
— Так что ты хотел мне сказать? — спросил я.
— Сперва — поделиться информацией. Потом — посоветовать.
— Давай первое.
— Он помолчал секунду.
— Значит, так. Сегодня на совещании большинство партий выскажется за поддержку Александра. Это уже известно.
— Приятно слышать.
— Не думаю. Это единственное, чего до сих пор не хватало до взрыва. До серьезного выхода масс на улицы. До крови. Александр, ваш претендент, уже приговорен. И вся его команда — тоже. Ты в том числе. Потому что — к твоему сведению — в городе полно неучтенного оружия. Сейчас
Это я и без него понимал. Но меня интересовали подробности.
— Но ведь это бессмысленно. Мусульман от этого ни в Москве, ни в стране меньше не станет, и никто с ними ничего не сделает — слишком дорого это их врагам обошлось бы.
— Нам еще дороже обойдется, если воцарится Александр!
— Ничуть не бывало. Дороже всего России обходится то, что есть сейчас.
Президент и его команда все еще глядят на Запад, через океан, не понимая, что искать там нечего. Он — провинциальный политик, не более того. Весь в прошлом. А Западу мы нужны не как великая держава, но как конгломерат слабосильных государств. И не потому, что они такие бяки. Просто в геополитике не бывает ни любви, ни ненависти, ни добра, ни зла. Ты ведь в курсе готовящегося Тройственного раздела?
Европейская Россия, Сибирь, Дальний Восток — независимые государства!
— Ерунда. Китай нам поможет…
— Да; в обмен на, самое малое, Забайкалье… Ну почему вы не понимаете: единственные, кому наши территории не нужны, — это Мир ислама. Им нужна торговля, а прежде всего — политический флагман представитель исламских стран в Совете Безопасности — и так далее. А вы несете какую-то чушь. Да и не будет никакой крови — поверь моему газетному чутью.
— Будет, будет. Ты ничему не поможешь — только погибнешь сам.
Собственно, у меня нет даже права говорить с тобой об этом… Пойми, мы не допустим такого перелома, мы — большой бизнес. Нам все еще нужны западные технологии… Мы не можем их лишиться.
— И не лишитесь.
— Как же это?
Я чуть было не сказал ему: «Да потому, что контрольные пакеты акций многих западных фирм, обладающих этими самыми технологиями, давно уже у шейхов — непосредственно или через третьих и четвертых лиц…» Но знать это было ему необязательно. И я сказал лишь:
— Уж поверь мне. Я больше твоего поездил по миру. Так что если хочешь и в дальнейшем благоприятствия в делах — отойди в сторонку лучше сам.
— Вот еще!
— Не веришь. Ладно. Сегодня в три часа у тебя встреча с представителем «Интел Супертекнолоджи». Собираетесь подписать контракт. Не подпишете. Они попросят отложить на начало июня. Твердо обещаю. Тогда поверишь? Северин, по-моему, слегка опешил.
— Ты… Откуда ты…
— У меня — своя информация. А в начале июня они могут подписать с тобой, но могут и вообще отказаться. И зависеть это будет от твоего поведения…
Я и действительно мог повлиять на это дело. Шейх Шахет абд-ар-Рахман, занимавшийся в России не одной только нефтью, уже, должно быть, прибыл сюда на заседание, и я найду возможность переговорить с ним. Такая операция у меня не планировалась, все подучилось экспромтом — но, кажется,
— А если хочешь, — сказал я, взяв Северина за пуговицу и глядя ему в глаза, — чтобы все обошлось, то ответь мне на пару вопросов. Первый: ты знаешь, кто подлежит устранению — по плану, о котором ты говорил?
— Многие…
— Меня интересуют люди из числа главных азороссов. Шестерки не нужны.
— Погоди, погоди… — Он, похоже, всерьез растерялся. — Я не очень хорошо помню. Значит, так… Этот… Лепилин… Потом — тот фашист, не помню, как его. Дальше — Веревко, фамилия запоминается. Пахомов…
— А Бретонский? Генерал Филин? Священник? Отец Николай?
— Н-нет… Точно нет.
— Ясно. А Делийский?
— По-моему, не упоминался…
— По-твоему — или точно?
— Ну, я же не заучивал специально!
— Вот и напрасно, Коля. Я не знаю, есть ли у кого-нибудь списки людей из вашего лагеря. Учти одно: террор России надоел хуже горькой редьки. Но до сих пор мы управиться с ним не могли. Выход один: сперва прибрать к рукам, а потом уже решать — как с ним и что. Сперва заиграть в дудочку, как гаммельнский крысолов; а куда этих крыс вести — решится впоследствии. Но до того они еще успеют пошуметь. Ты ведь не хочешь, чтобы твою фамилию увидели в черной рамочке?
Северин лишь растерянно качал головой.
— Ну спасибо, — сказал я ему. — Желаю удачи.
Я и в самом деле был ему благодарен: теперь я знал с кем из азороссов мне действительно стоит беседовать, а кто не представляет более никакого интереса.
Сегодня многопартийное совещание не блистало такой слаженностью действий, как позавчера, и отцы-партократы появлялись на сцене по одному, выходили — кто лениво, кто чуть ли не выпрыгивал из-за кулис.
Там было самое подходящее место для бесконечных споров: поддерживать ли идею монархии, а если поддержать — то каких требовать уступок и возмещений, и кого рекомендовать будущему государю выдвинуть в премьеры, и — самое главное — какому же государю.
Кто-то по соседству от меня вполголоса интересовался, насколько болезненным бывает обрезание, без которого нет мусульманина, как, впрочем, и иудея. А спрашивал он скорее всего именно у иудея. Я встал самого угла сцены, выжидая. Вскоре показался и нужный мне деятель — тот самый священник, на которого указал вчера Бретонский. Почти одновременно с иереем появился и сам историк, сразу увидел меня, кивнул почти как старому приятелю и что-то сказал духовному лицу, после чего и оно обратило на меня свое внимание и приблизилось к рампе.
— Чем могу вам помочь? — Вопрос был задан в весьма доброжелательной манере.
— Я журналист и хотел бы…
— Я уже наслышан. Но не здесь, разумеется, и не сейчас…
— Сделайте одолжение, назначьте, время и место.
— Самое лучшее — у меня в храме. Как ни странно, я вновь получил приход.
Мне это обстоятельство показалось не столько странным, сколько многозначительным. Но я не стал распространяться на эту тему.
— Увы — я не в курсе…
— Храм святителя Николая… В народе храм называют Никола на сене…