Вчера, сегодня, завтра, послезавтра
Шрифт:
Подходя к автобусу, Николай Иванович попытался со мной заговорить о школе. Я что-то невпопад ему отвечал. У автобуса остановились дожидаться остальных. Я впервые был на городском кладбище. Обернувшись назад, я был потрясен печальной картиной. В голом поле однообразные каменные прямоугольники и металлические кресты, уходящие вдаль. И где-то там, на краю этого каменного поля, зарыли в землю моего отца…
3.
Через несколько лет умерла бабушка. К тому времени я учился на третьем курсе столичного мединститута. Заканчивались зимние каникулы. Город встретил меня пасмурно. Промозглый ветер с
В маленький белый бабушкин дом я приехал последним. Людей было мало – только близкие родственники со стороны отца. Ее похоронили рядом с ним. Кладбище за много лет почти не изменилось, только увеличилось в размерах: стало больше однообразных, уходящих вдаль прямоугольных камней. Изредка вдоль дороги поднимались хилые стволы голых березок и верб…
После поминок на следующий день все, кроме тети, разъехались. Я же на два дня задержался в доме, где закончилось детство и началась моя юность. Тетя все дни проводила в церкви и на кладбище, а я перелистывал свои старые книги, пытался что-то читать, находил старые записки, тетради. Однако читать ничего не хотелось. На бабушкиной полке стояли книги по кулинарии, овощеводству, медицинские справочники и несколько церковных книг. Я взял старый молитвослов в потрепанном переплете, встал, подошел к иконке, зажег свечку, как это дела тетя, открыл на закладке и прочитал несколько молитв.
Собираясь положить молитвослов на полку, рядом с иконкой, я обнаружил, что к внутренней стороне обложки лейкопластырем прикреплен сложенный вдвое лист в клетку, из ученической тетради. Без всякого любопытства, скорее механически я оторвал лейкопластырь и под листом увидел сложенный, пожелтевший от времени конверт. Развернул и вздрогнул от написанного на нем: «МАРИНЕ». Быстро вынул из конверта лист бумаги. Перед глазами прыгали буквы полузабытого отцовского почерка:
«Марина, ты прочтешь это, когда меня уже не будет. Никого ни в чем не вини. Я ни на кого не в обиде. Просто я очень устал. Ты знаешь, и все знают, в чем дело. Сыну и матери скажи, что произошел сердечный приступ. Все будет хорошо, только постарайся помочь моему сыну. Прости за все».
Внизу стояла аккуратная отцовская подпись.
Подняв голову, мой взгляд остановился на часах, висевших рядом с книжной полкой. Стрелки на часах навсегда замерли на времени гибели отца: десять двадцать. Под ложечкой у меня почему-то заныло, как и тогда, много лет назад, в день его суицида.
2008
– Сними свой крестик! – командует шеф. Я мешкаю. – Ну?!… – Он сердито смотрит на меня.
Я убираю с лобового стекла табличку с красным крестом. Шеф торопит. Предстоит встреча с важным спонсором, который обещает деньги для нового оборудования. Спонсору выгодно: после благотворительности его фирма получит хорошие льготы по кредитам, будут планы по расширению поставок. Шефу тоже выгодно: после подписания клиника получит хорошее оборудование, а сам он – хорошие «откаты». Рука руку моет. Всем хорошо, всем выгодно! Шеф что-то бормочет о том, как медленно тащимся. Впереди пробка. Все едут медленно— ДТП. Еще нет ни гаишников, ни скорой. В правом ряду разбитая легковушка, в кювете – Газель. Опершись, о Газель стоит мужчина с окровавленным лицом. Шатаясь, он пытается голосовать. Я невольно притормаживаю.
– Не останавливайся,
В конце встречи со спонсором, которая завершилась подписанием договора, шефу звонит мобильный.
– Что?! Как?!… Сашка, да ты что! – По разговору догадываюсь, что он говорит с нашим реаниматологом.
– Света… – Лицо шефа сильно напряженно, сосредоточенно. Он не обращает ни на кого внимания, даже на спонсора. – Разрыв чего?!… И еще что? Как, ккак?! А где это случилось? Что?! Она в Газели сидела, на нашей трассе?
Назад гоним еще быстрее. На месте ДТП стоят в кювете разбитая Газель и на обочине машина гаишников.
– Не останавливайся! – кричит мне шеф. Я машинально чуть притормаживаю перед машиной ГАИ, но не думаю останавливаться.
– У Светы моей переломы и подозрение на разрыв селезенки… Представляешь? Жми, давай! В этой дурацкой Газели, которая торчала там, надо же… Кто там сегодня по травме и по хирургии дежурит?
01.02.23.
1.
Мать наклонилась, чтобы поднять с пола тяжелый чугун, заполненный овощами, но, приподняв его на небольшую высоту, не удержала, уронила, охнула и присела на корточки.
– Вже не можу чавун тягты. Важко… – тихо проговорила она.
Алексей, проходивший мимо веранды, увидев эту сцену, наклонился, поднял чугун и спросил:
– Ма, ты прям тяжелоатлетка! Куда его надо отнести?
– На группку поставь, та приходь, хочу шось казать тебе…
Алексей отнес чугун и вернулся на веранду. Мать уже сидела на скамье, заставленной банками с солеными огурцами, помидорами, вареньем.
– Седай. – Мать указала на небольшой свободный участок скамьи. – Сбираю вам вот…
– Нет, я ничего этого не возьму! Ну, если только по банке томатов с огурцами и баночку вишневого варенья, – качая отрицательно головой, сказал Алексей. – Но если позычешь у Степана прицеп от КамАЗа да гроши дашь, чтоб на кордоне не останавливали, то возьму. Все возьму! – прищурил он левый глаз и присел рядом с матерью. Через некоторое время мать продолжила:
– Ты не возьмешь, так хай твоя Ксанка возьме, я скажу, шоб все взяли. У вас семья – съедите, а мене надо полки свобождать, скоро лето. Машина у вас большая… А где все?
– В музей пошли.
– Куды?! – удивилась мать.
– Куда-куда, пошли гулять, потом перезвонили, сказали, что зашли в музей, ваш районный. Детям интересно…
– А ты чего не пошов?
– Так, я с машиной своей перед дорогой занимался, и я уже был там.
– Говорят, что там деда твого Александра Глебовича фотография и статья о нем. Он это… хфорсировав Днепр у войну.
– Знаю, смотрел. – Алексей достал из пачки сигарету.
– Тогда молодец.
Через некоторое время мать спросила:
– Слухай, а можно тебе спросить?
– О чем? Что курю? – снова прищурил глаз Алексей и вопросительно кивнул.
– Та шо ты палишь, то погано… Я хотила тебе про Максимку спитать.
– Чего?!
– Да ты тилько не нервничай… – Мать опустила глаза и стала смотреть куда-то вниз, Алесей стал быстро крутить в руках сигарету.
– Что ты еще хочешь спросить?
– Чего?.. А если Максим не твой, а… Она же мисяца два ти три жила там, у той Праге, а потом ще не раз ездила в этот… как его? Кряков… И все то надовго. Все какие-то курсы у ней были.