Ведьма
Шрифт:
Я подошла на шаг ближе, почувствовав, как свет и тепло коснулись моего лица.
– Они пришли за ней. Они… – Мое горло пронзила боль, словно я проглотила иглу. – Ее больше нет…
Дилл погладила мою дрожащую руку большим пальцем.
Старик смотрел на меня слезящимися голубыми глазами. Его язык ворочался во рту, он размышлял. Если он впустит нас, я знала – предстоит разговор.
Затем, молча, он отступил назад и открыл дверь шире. Дилл бросилась внутрь, протягивая руки к теплу, быстро, как маленькая мышка, которая счастлива оказаться дома.
– Благодарю
– Ну, и ты входи, раз хочешь.
Он махнул рукой, узловатой, как дерево, скрипящее в его дворе. Я кивнула в благодарность за то, что он смягчился. И вошла в дом Кроака.
3
Тени прыгали по стенам, когда Кроак впустил нас и запер дверь. Мы вдохнули жар от очага в углу, запах овец, дыма и бульона. Я протянула ладонь к огню, ощутила горячую золу под пальцами.
Дилл подскочила ко мне, и камень в ее руке стукнулся о кладку над очагом. Она не выпускала камень, все нашептывала ему что-то.
Кроак, хромая, подошел к очагу. Его дыхание было неровным, когда он наполнял миску из котелка. Я смотрела, как подергивается его рот.
– Вот… – Его рука слегка дрожала.
– Спасибо, Джеймс Кроак.
Дилл склонилась над миской, из которой шел пар, окутывая ее мокрые волосы.
Еще одну такую же миску Кроак передал мне. Я пила бульон, ощущая вкус петрушки, моркови и репы, чувствуя, как он согревает меня изнутри. Скрипнул стул. Я опустила миску и увидела, что старик сел у огня и устремил взгляд в окно, а потом на нас. Наконец он заговорил, наконец приступил к разговору, как я и думала.
– Мне… жаль… Ваша мать нам помогала. Помогала здешним семьям…
Гнев поднялся во мне, как пар над котелком Кроака.
– Да, мать помогала вам… – И его бульон больше не был так сладок. – Но теперь она мертва. Из-за ее колдовства. Это ты хочешь сказать?
Я швыряла слова как камни. Из-за колдовства, которое – так я говорила ей – было мне не нужно. Но теперь ее нет, и я больше ничего не могла ей сказать.
Кроак опустил глаза, все равно что ребенок, которого отчитывали.
– Скажи мне, старик, неужто твое сожаление вернет мою мать? Неужто сожаление…
– Иви, в этом нет его вины!
Дилл опустила голову на колени, сжимая камень матери в руке, и покачивалась, как ежик, свернувшийся клубком. Ее терзала эта же боль.
– Прошу, не ссорься с ним, – сказала она мягче. – Разве нам нельзя отдохнуть?
Я хмуро посмотрела на старика, который следил за тенями.
– В этом нет ничьей вины, сестра, – ответила я. – Только ее собственная. Ибо ведьмы порочные и злые, и на них нужно вести охоту. – В
Дилл только отвернулась, она слишком устала, чтобы спорить.
Я отпила еще бульона, но ком в горле никуда не делся. Кроак подбросил полено в очаг, и мы умолкли, слушая, как плюется пламя.
Дилл зевнула, так и не поднимая головы. Я, хоть и успела немного согреться, поежилась и огляделась вокруг. В углу стояли инструменты. Мотыга и коса висели над окном. Стол, пара стульев. Еще одна приоткрытая дверь – за ней кровать. Какие-то тряпки под окном. Вдруг они пошевелились, затем зарычали.
– Тише, Собака, – пробормотал Кроак.
И, вроде бы только что обуреваемая сном, Дилл подскочила, распрямившись, как пружина, с криком:
– Ах! Щенки! Иви, смотри, скорее!
Она опустилась на колени рядом с молодой собакой.
– Три, четыре… пять малышей! Как ее зовут?
Кроак пожал плечами:
– Просто Собака.
Дилл гладила ее, а та стучала по полу тонким хвостом.
– У нее непременно должно быть имя. Я назову ее… – Дилл прижалась лицом к коричневому носу собаки. – Ягодка! Потому что у нее глаза черные и она такая сладкая!
Она щелкнула языком. Обласканная, Ягодка положила морду на ногу Дилл, и так обе и устроились спать вместе со щенками.
– Девочка умеет обращаться с животными…
– Ну да, Джим Кроак. – Я покатала слова во рту. – У моей сестры дар. Все звери тянутся к ней. – Я снова поежилась от холода, который застыл у меня в животе. Я хотела уколоть сестру и ничего не могла с этим поделать.
Дилл открыла глаза.
– Это не дар, Иви. Просто я люблю зверей. А они меня.
Она с любовью посмотрела на дремлющих щенят. Как же мне хотелось ущипнуть ее, дернуть ее за волосы.
– А меня они не любят. – У меня заболела челюсть – так сильно я сжала зубы.
Дилл подложила руку собаке под голову, и камень в ее ладони поймал отблеск пламени. Почему она так прилипла к камню? Он что, вернет нам мать? Убьет людей, которые забрали ее у нас?
– Птицы тебя полюбят, если ты им позволишь. – Она зевнула. – Но мне кажется, ты и не пытаешься, сестра.
Она снова повернулась к собачьему лежбищу. Как все просто для Дилл. Она потеряла мать. Ее преследовали. Она спасалась бегством. А теперь дала имя собаке. За один день весь ее мир перевернулся. И все же Дилли До продолжала танцевать. Что-то в ней точно было. Мать это знала. Но говорила ли мне мать когда-нибудь, что у меня есть дар? Никогда.
– Что… у девочки в руке? – Стул под Кроаком скрипнул – он наклонился посмотреть.
Не успела я открыть рот, как Дилл подняла голову и с гордостью улыбнулась, показав свои белые зубки:
– Это гадальный камень матери. Он обладает силой. Мама дала его мне, чтобы я сохранила его для…
– Силой? – Глаза Кроака блеснули. – В нем магия?
Дилл выпрямилась и погладила камень, как сонный щенок.
– Да, Джим Кроак, но только для тех, кто знает. – Ее улыбка стала еще шире. – Некоторым вещам мама меня научила…