Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
Мрак густел. Впереди Цири снова увидела двери. Йеннифэр не замедлила шага, но Цири вдруг поняла, что эти двери перед ними сами не раскроются. И тут же обрела поразительную уверенность, что отворять их нельзя. Что нельзя в них пройти. Что за этими дверями что–то ее ждет…
Она остановилась, попыталась вырваться, но рука Йеннифэр не поддавалась, а сильно и неумолимо тащила ее вперед. И Цири наконец поняла, что ее предали, обманули, продали. Что все время с первой встречи, с самого начала, с первого дня она была лишь марионеткой, куклой на ниточках.
Если боишься, вернись.
Эти двери открывать нельзя. Ты об этом знаешь.
Знаю.
И все–таки ведешь меня туда.
Если боишься — вернись. Есть еще время вернуться. Еще не поздно.
А ты?
Мне уже поздно.
Цири осмотрелась. Сквозь всеобъемлющий мрак она видела двери, и те, которые они только что миновали, и те, что уже остались далеко позади. И оттуда, издалека, из тьмы, услышала…
Цокот подков. Скрежет черных доспехов. И шум крыльев хищной птицы. И голос. Тихий, пронизывающий мозг голос…
Ты ошиблась. Ты перепутала небо со звездами, отраженными ночью в поверхности пруда.
Она проснулась. Резко подняла голову, сбросила примочку, свежую — примочка была мокрой и холодной. Ее заливал пот, в висках опять звенела и билась тупая боль. Йеннифэр сидела рядом на кровати, отвернувшись так, что Цири не видела ее лица. Видела только бурю черных волос.
— Я видела сон… — шепнула Цири. — В этом сне…
— Знаю, — сказала чародейка странным, не своим голосом. — Поэтому я здесь. Рядом с тобой.
За окном, во тьме, дождь шумел в листве деревьев.
— А, черт, — проворчал Лютик, отряхивая воду с намокших под дождем полей шляпы. — Не дом — крепость. Чего этот знахарь боится, раз так огородился?
Лодки и баржи, пришвартованные к набережной, лениво покачивались на морщинистой от дождя воде, сталкивались с тихим стуком, скрипели, позвякивая цепями.
— Портовый район, — пояснила Шани. — Тут полно бандюг и подонков — и местных и пришлых. К Мырману ходит множество людей, приносят деньги… Все об этом знают. Как и о том, что живет он один. Вот он и бережется. Удивляетесь?
— Ничуть. — Геральт взглянул на постройки, возведенные на вбитых в дно канала сваях саженях в пяти от набережной. — Думаю, как попасть на этот остров. В его надводную хатку. Вероятно, придется втихую позаимствовать одну из лодок…
— Нет нужды, — сказала медичка. — Там подъемный мостик.
— А как ты уговоришь знахаря опустить его? К тому же там еще и двери, а тарана мы не прихватили…
— Предоставьте это мне.
Большая серая сова беззвучно опустилась на перила помоста, тряхнула крыльями, встопорщилась и обратилась в Филиппу Эйльхарт, столь же встопорщенную и мокрую.
— Я–то что тут делаю? — раздраженно пробормотала чародейка. — Я–то что тут с вами делаю, черт меня побери?
— Да, — подтвердил Геральт. — Послушай, Шани. Давай попробуем…
Они сбились в плотную кучку и начали шептаться, невидимые во тьме под камышовым навесом. Из таверны на противоположной стороне канала упала на воду полоса света. Послышалось пение, смех и крики. На набережную вывалились трое плотогонов. Двое ругались, дергая и толкая друг друга, без устали повторяя одни и те же проклятия. Третий, опершись о столб, отливал в канал, фальшиво насвистывая.
Донг! — металлически звякнула железная тарелка, подвешенная к столбику на помосте. — Донг!
Знахарь Мырман отворил оконце и выглянул. Фонарь в руке только слепил его, он его отставил.
— Кой черт там звонит ночью? — рявкнул он. — Стукни себя по пустому лбу, засранец, бандюга, ежели тебе приспичило стучать! Вон, пошли прочь, пьянь сволочная! А ну быстро! Тут у меня самострел натянут! Кому там не терпится получить шесть вершков стрелы в задницу?
— Господин Мырман! Это я, Шани!
— Что? — Знахарь высунулся сильнее. — Мазель Шани? Сейчас? Ночью? С чего бы это?
— Опустите мостик, господин Мырман! Я принесла, что вы просили!
— Именно теперь, в темень? Не могли днем, мазель?
— Днем слишком много глаз. — Худощавая фигурка в зеленом плаще замаячила на помосте. — Если увидят, что я вам ношу, меня выкинут из Академии. Опустите мостик, я не хочу стоять под дождем, у меня туфельки промокли.
— Вы не одна, мазель? — подозрительно бросил знахарь. — Обычно приходите одна. Кто там с вами еще?
— Друг. Как и я — жак. Одной, что ли, мне тащиться ночью в ваш заразный район? Мне что, невинность не дорога, или как? Пустите меня наконец, черт побери!
Бормоча себе под нос, Мырман освободил собачку воротка, мостик, со скрипом опустившись, стукнул о доски помоста. Знахарь прошел к двери, отодвинул засов. Не убирая заряженного арбалета, осторожно выглянул.
Он не заметил метящего в висок кулака в черной, утыканной серебряными набивками перчатке. Зато, хоть ночь и была темной, безлунной, а небо — затянуто тучами, вдруг увидел десятки тысяч ослепительно ярких звезд.
Тубланк Мишеле еще раз провел бруском по острию меча. Видно было, что это действие поглощает его без остатка.
— Итак, мы должны для вас убить человека. — Он отложил брусок, протер рукоять кусочком намазанной жиром кроличьей шкурки и критически осмотрел лезвие. — Обычного человека, который шлендается в одиночку по улицам Оксенфурта, без гвардии, без эскорта, без телохранителей. Даже без слуг. И чтобы его прикончить, нам не надо будет ни в храмы врываться, ни в ратуши, замки или гарнизонную крепость… Так, милсдарь Риенс? Я верно вас понял?