Великое кочевье
Шрифт:
— Не спасешься, вытащим!
— Проклятие народа на твою голову, обманщик!
Дверь оказалась привязанной крепким волосяным арканом. Три человека враз дернули за скобу, и аркан разорвался.
Анытпас первым влетел в аил. Почувствовав, что пришла пора расплаты, шаман задрожал и, как мышь, заметался по жилью. Втиснувшись между объемистыми кожаными мешками с пожитками, он судорожно сжимал бубен и прикрывался им.
— Ну, кам, рассказывай, что тебе Эрлик говорил о Токушевых? — потребовал Анытпас.
— Я вам расскажу про одного свирепого хана, который вот так же потерял ум, — начал Шатый, стараясь казаться спокойным.
Анытпас
Разъяренные люди вбегали в аил и, услышав рассказ, останавливались послушать.
— Тот хан, — продолжал Шатый, — вот так же вздумал уничтожить всех камов. Послал народ за ними. Запер их в большой аил и поджег. Все сгорели…
— Хватит, хватит! — крикнул Айдаш.
— Подождите, доскажу… Один кам Чочуш, мой предок, вышел из огня невредимым. Хан испугался и поклонился ему. Даже язык хан потерял. А от Чочуша пошли бессмертные камы. Умрет кам, душа его по-прежнему шаманит в той же долине.
— Сказки!
— Ты говори, что тебе Эрлик приказал передать мне? — наступал Анытпас — Повтори свое вранье.
Байрым вырвал бубен из рук Шатыя и выкинул в дверь. Шаман, распластавшись по земле, уткнулся в нее лицом. Анытпас метнулся к нему с такой яростью, что Борлай поспешил прикрикнуть:
— Нельзя бить!
Из аила полетели горящие головешки, а вслед за ними — тяжелая шуба, украшенная ленточками и колокольчиками, железками и змееподобными жгутами.
Под конец выкинули шапку с хвостом филина.
На полянке развели костер и все свалили в него.
Айдаш топтал бубен, как топчут змею, и обломки бросал в огонь.
— Вот теперь отшаманил!
Бойко играло пламя. Алтайцы подбирали обрывки шаманской шубы и кидали в костер. Пахло горелой шерстью, тряпками и пером.
Когда ветер развеял пепел, все направились к коням — торопились в аилы других шаманов.
Шатыя под охраной Сенюша и Айдаша отправили в милицию. С ними поехал Анытпас.
Борлай вернулся домой.
С гор спускался в долину тихий ветерок — предвестник снегопада. Задумчиво шумел лес. Хорошая пора для охоты на куранов! Давно Борлай не был в лесу, не выслеживал зверя. Давно не ел сырой, теплой почки лесного красавца. Вечером он взял ружье, встал на лыжи и пошел к горе, где всегда зимовали кураны.
Глава четырнадцатая
На другой день после того, как были сожжены шаманские бубны, Анытпас пришел в избушку Борлая, долго сидел молча, а потом смущенно упомянул о колхозе.
— Что? В колхоз? — переспросил Борлай, сдвинув брови. — Нет, поживи единолично, а мы посмотрим на тебя, каким ты стал человеком.
Узнав, что Яманай работает в детских яслях, Анытпас пошел туда. У него не было жилья, и он надеялся, что жена подскажет, в чьем аиле можно им перезимовать и где ранней весной построить свою избушку. Он уже решил, что на следующий же день начнет заготовлять лес для постройки жилища и жена будет обрадована этим.
С крыльца спрыгнула невысокая женщина в черном пальто нараспашку. Кроличий воротник ее издали Анытпасу показался запорошенным снегом. Голова женщины не была покрыта, и черные стриженые волосы взметнулись, как грива коня. Зеленая гребенка упала в снег. Женщина подняла гребенку и побежала к конторе колхоза. Анытпас узнал в ней свою жену. Он поспешил на тропинку и остановился в трех шагах от нее, широко раскинув
— Куда побежала? Мужа не узнаешь?
— Как не узнать такого молодца! — Яманай даже не оглянулась на него. — Жену зря ты себе здесь ищешь.
Анытпас схватил ее за рукав пальто.
— Шутишь? — спросил, сурово насупив брови.
Яманай зло сверкнула глазами:
— Отпусти рукав!
— Надо поговорить, где аил будем ставить, — примиряющим тоном сказал он.
— Об этом со мной нечего разговаривать: я тебе не жена. — Ребром ладони она ударила по его руке, прикрикнув: — Отпусти! Не лезь ко мне.
— Как не жена? — спросил Анытпас, сжимая кулаки.
— Не жена тебе — и все. Мы с тобой в сельсовете не расписывались. Понятно? И не смей гоняться за мной! — дрожащим голосом крикнула Яманай. — Ты с первого дня был мне противен. Силой втолкнули меня, девчонку, в твой постылый аил. А теперь я уже не такая дурочка и жить с тобой не буду. Не приставай! — отчеканила она и не торопясь пошла дальше.
Это было тяжким ударом для Анытпаса. Но он все-таки продолжал ждать возвращения жены. Из остатков старых аилов, уступленных ему колхозниками, собрал себе жилье. Комитет взаимопомощи дал ему хорошего, молодого коня, и он занялся новым для него делом — извозом. В те годы на Чуйском тракте автомобилей было еще мало и большую часть грузов перевозили на лошадях. В Бийске Анытпас вместе с ямщиками-колхозниками наваливал на сани тюки с кирпичами зеленого чая и вез их в глубь Алтая, а оттуда возвращался с тюками шерсти или с овчинами и кожами. В каждую поездку ямщики заезжали домой и давали коням передохнуть денек. Анытпас радовался этим дням: надеялся хоть издали взглянуть на Яманай.
Однажды он попытался поговорить еще раз с нею, но ответ был для него горьким.
«Река огромные камни уносит, горы моет, — думал он, стараясь утешить себя. — Время очистит память. Все на Алтае забудут о моем позоре. Тогда она сама придет ко мне. У меня будет красивая и любимая жена. Придет».
У Макриды Ивановны с Борлаем установились простые, дружеские отношения. Часто она вспоминала осенний вечер, бурную реку, жаркие костры на берегу… Там Борлай говорил: «Человек что захочет, все может сделать». И это очень подходит к нему, упрямому, настойчивому и непоседливому. Прислушиваясь к каждому слову своих русских друзей, он здесь все изменил и поставил жизнь по-новому. Сердце у него доброе, заботливое. Жениться мужику надо, но у него дети, о них думает: будет ли им хорошо?
Ей хотелось поскорее успокоить и обнадежить Борлая: «Будет. Будет хорошо… Есть такое женское сердце, для которого дети станут дорогими, как родные, кровные».
Но долго не находилось повода для столь откровенного разговора. Оставшись с Борлаем наедине, Макрида Ивановна смущенно опускала глаза и не решалась говорить о том, что волновало ее. Кто знает, может, у него иное намерение? Может, он ищет себе в жены алтайку? Единственный человек, кому можно доверить сокровенные думы, — старшая сестра.