Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
— А ты, доченька, — попросила Тео, — там ухаживай за папой. Слуги — это слуги, а с родным человеком ничего не сравнится. Смотри, чтобы он ел вовремя, чтобы одежда была в порядке, лимонад ему делай.
— Конечно, матушка, — улыбнулась Марта. «Виуэлу я взяла, ноты, что вы написали — тоже, каждый день буду заниматься, не волнуйтесь. И французским языком, — она подтолкнула брата.
Дэниел закатил красивые глаза и скривил губы.
Тео рассмеялась, и, перекрестив детей, поцеловав их, велела: «Ну, бегите к мулам».
— Мы ведь можем увидеть ягуаров! —
— Ты же море любишь, — удивилась Марта.
— Люблю, — согласился брат, — но на суше тоже интересно». Он вдруг остановился, и, положив руку на тонкое плечо девочки, проговорил: «Но ты не бойся, Марта, я тебя буду всегда защищать, всю жизнь, вот».
— Спасибо, — тихо ответила девочка, чуть пожав его руку.
Себастьян погладил жену по голове, и ласково сказал: «Ну не плачь так, любимая, быстро тут за всем присмотри, и догоняй нас с вещами, хорошо? Я к твоему приезду отделаю опочивальню, и велю поставить в саду фонтан — в жару это всегда хорошо».
Тео кивнула головой, и, взяв руку мужа, стерла ей слезы со щек.
Себастьян поцеловал ее, — крепко, — и, сев на своего андалузского жеребца, обернулся к Дэниелу и Марте, что удерживали на месте небольших, крепких лошадок: «Если устанете, скажите, сразу пересадим вас в возок».
— Еще чего не хватало, — пробормотал сын, и Вискайно только улыбнулся.
— Ну, с Богом! — велел он, и маленький караван мулов, охраняемый десятком солдат, тронулся по дороге, что вела на юг.
Тео долго махала им рукой вслед, а потом, перекрестившись, повернувшись к дому, усмехнулась: «А я с вещами, дорогой Себастьян, все же поеду морем. Ты уж прости, любимый муж».
Часть одиннадцатая
Карибское море, весна 1594 года
Комендант порта Веракрус посмотрел на высокую, роскошно одетую женщину, что сидела напротив, и устало повторил:
— Сеньора Вискайно, я понимаю, что вы торопитесь к мужу и детям, я видел письмо губернатора Акапулько, в котором он предписывает оказывать вам всяческое содействие, но я еще раз повторяю — в море опасно. Куэрво где-то здесь, и его приятель, Фрэнсис Дрейк — тоже. За эту зиму мы уже потеряли больше двух десятков галеонов.
— Мои вещи уже вторую неделю лежат в трюмах, — взорвалась женщина, — сколько еще я буду ждать отплытия? Я бы давно уже очутилась в Картахене, если бы вы, сеньор, как следует, выполняли свою работу. Почему-то у нас, там, — она махнула головой на запад, — никто не слышал ни о каких англичанах, а у вас тут они кишмя кишат.
Моряк, было, хотел посоветовать сеньоре, взглянуть на карту. Однако увидев разъяренные, зеленые, — как у пантеры, — глаза, он сдержался.
— У вас, видимо, нет семьи, — ядовито заметила сеньора, поднимаясь. Капитан тут же вскочил с места и согласился: «Нет».
— Тогда вам не понять страдания матери, разлученной со своими детьми, — вздохнула женщина, и комендант с ужасом увидел, как на смуглую щеку скатывается прозрачная слезинка.
— Сеньора Вискайно,
— Я готова ехать хоть на палубе, — гордо откинула голову сеньора, — только бы оказаться рядом со своей семьей.
— На палубе не надо, что вы, — ужаснулся комендант, — я сегодня же велю перегрузить ваши вещи на «Святую Терезу», это военный галеон, на нем семьдесят пушек, он идет на юг, в Ла-Плату, со срочными донесениями, и золотом. Капитан уступит вам свою каюту, и вы быстро доберетесь до Картахены, корабль сделает там остановку, чтобы пополнить запасы воды и провизии.
— Я буду молиться Святой Деве о вас, сеньор! — горячо проговорила женщина, и моряк почувствовал, что краснеет.
— Ну что вы, сеньора Вискайно, — пробормотал он, — что вы…, Завтра на рассвете вы отплывете. Я надеюсь, с вашими комнатами тут, в Веракрусе, все было в порядке?
— Я живу в губернаторской резиденции, — улыбнулась сеньора Вискайно, — его светлость и мой муж — друзья.
Она вышла из прохладного здания, и, развернув кружевной зонтик, немного постояла, глядя на бирюзовую гладь воды, блестящую в лучах полуденного солнца.
— Ну что ж, завтра так завтра, — тихо сказала сеньора Вискайно, и, шурша юбками, пошла в кафедральный собор — как раз звонили к обедне.
Ворон оторвался от карты и взглянул на человека, что стоял в дверях каюты. «Что там, мистер Гринвилль? — спросил капитан устало.
— Шлюпка из Веракруса, со сведениями о кораблях, что отплывают на этой неделе, — сказал помощник, и, чуть помявшись, добавил: «Про капитана Кроу опять ничего нет, простите».
— Да я уж понял, — вздохнул Ворон, и, выйдя на палубу, передав золото неприметному человеку, — по виду рыбаку, — просмотрел список.
Гринвилль увидел, как изменилось лицо капитана, и чуть поежился — лазоревый глаз играл холодным, смертельным блеском.
— «Святая Тереза», — сказал он коротко, передавая измятый лист бумаги помощнику.
— У них семьдесят пушек, — хмыкнул Гринвилль.
— А у нас — сто двадцать, — Ворон усмехнулся. Гринвилль увидел торопливую приписку под сведениями о корабле и медленно проговорил: «Я вас понял, капитан».
— Жаль, что у нас нет ничего на носу, — вдруг рассмеялся Ворон. «На моей «Жемчужине», в старые времена была этакая наяда с голой грудью».
— Ну, — сказал Гринвилль, сворачивая список, — это можно исправить, сэр Стивен.
— Надо подумать, как прибить покрепче, — Ворон погладил короткую, с чуть заметной сединой бороду. «Я очень хочу, чтобы сеньор Вискайно перед смертью успел полюбоваться нашим новым, — он помедлил, — украшением. Ну и экипаж, разумеется, тоже порадуется. Сколько у нас сейчас в команде, мистер Гринвилль?
— Сто восемьдесят четыре человека, — отчеканил помощник.
— Как раз, пока мы ждем остальные корабли, будет, чем заняться, — капитан посмотрел на закатное небо и велел: «Давайте, мистер Гринвилль, меняем курс».