Венера без лицензии
Шрифт:
– Кому положить паштета?
Маскаранти покачал головой, за ним Карруа (он тоже был здесь, тоже снял пиджак и усердно жевал, не вынимая изо рта сигареты). А Дука последовал их примеру, с нежностью глядя, как Давид опустошает вазочку, намазывая паштет на хлеб. Если так пойдет, то дней через десять его пациент сможет спокойно обойтись минеральной водой и молоком.
– Начнем сначала, – сказал Карруа, кладя сигарету на кофейный фильтр. – С фотографа.
Маскаранти, как всегда, не выпускал из рук блокнота.
– Исчез, – заявил он. – На улице Фарини, семьдесят восемь, за день до смерти Альберты никого
– Но немца-то можно разыскать, – заметил Карруа. – Без документов помещения в аренду не дают.
– Конечно, вот они, копии документов. – Маскаранти, щеголяя своим южным выговором, начал вставлять гласные в слова, которые на протяжении тысячелетий в Шварцвальде этих гласных не имели. – Фамилия и адрес вымышленные, во всяком случае, полиция Бонна, где этот тип якобы должен проживать, на наш запрос ответила, что ничего похожего на это имя не числится ни в отделе регистрации гражданского состояния, ни в архивах.
Сколько трудов положил Маскаранти, чтобы найти фотоателье по одному-единственному номеру, и нате вам – спустя год там даже следов не осталось!
– Дело ясное, – сказал Дука, обращаясь главным образом к Карруа, – раз они снимали помещение под вымышленным именем и так спешно выкатились после гибели Альберты Раделли, значит, работа с обнаженной натурой – не прихоть, а большой бизнес. Поэтому привратник должен был заметить, что к ним регулярно наведывались девицы.
– Я расспросил привратника и его жену, – кивнул Маскаранти. – Девицы действительно там бывали, но не так уж часто, а один раз молодой человек сам пригласил их посмотреть, как он работает. Он фотографировал модели машин, грузовиков, молотилок и тому подобное, а девушки, как объяснил, иногда служат фоном, нынче ведь женщин используют как рекламу во всех областях.
Промышленная реклама – отличное прикрытие для порнографических съемок, и оно действовало больше года, в то время как полиция все внимание сосредоточила на студиях художественной фотографии. И, даже прекратив свое существование, это прикрытие все равно действует, недаром Маскаранти сидит весь зеленый от злости.
– Ладно, перейдем ко второй девушке, – решил Карруа.
Главное оружие полицейского – настойчивость, изо дня в день он твердит, что дважды два – четыре, и в конце концов обнаруживает за этим нечто большее; однако в истории с Мауриллой обнаруживать было больше нечего.
– Маурилла Арбати, – цитировал Маскаранти свою записную книжку, – двадцати семи лет, служит продавщицей в «Ринашенте»... постельное белье, полотенца и все такое прочее.
Двадцать семь лет, а на фотографиях выглядит моложе... Скромная служащая большого универмага, в личном деле, на обложке которого красуется большая буква "Р" – знак фирмы, – к ней не имеется никаких нареканий, и вдруг, уже не в очень юном возрасте, пустилась во все тяжкие...
Безусловно, Маскаранти сам отправился в «Ринашенте» переговорить с администрацией.
– Что
– Вот по этой штуке. Он указал на селектор, связанный с установленными в залах репродукторами. – Передайте примерно такой текст: «Синьорину Мауриллу просят зайти в дирекцию». Нет, лучше так: «Синьорину Мауриллу или кого-либо из ее знакомых просят немедленно зайти в дирекцию».
По вызову начальника является служащая, записывает текст и начинает его передавать – один, два, три раза подряд, затем перерыв, и снова по всем этажам, через десятки репродукторов разносится, оглушая людей, покупающих соски, люстры в стиле Марии-Терезии, ласты, галстуки в подарок папе, – настойчивый призыв; имя Маурилла произносится едва ли не по слогам. Когда дикторша начинает передавать текст в седьмой раз, секретарша вводит в кабинет миниатюрную блондинку, на первый взгляд совсем девочку, хотя, приглядевшись получше, всякий поймет, что она далеко не девочка.
– Маурилла? – спрашивает Маскаранти.
– Нет, я ее подруга.
– Синьор из полиции, – строгим голосом сообщает начальник. – Постарайтесь как можно четче отвечать на его вопросы.
– Как фамилия Мауриллы? – задает Маскаранти первый вопрос.
– Маурилла Арбати, – лепечет блондинка.
Маскаранти, торжествуя, заносит фамилию в записную книжку: за три минуты он нашел вторую фотомодель – вот какой молодец!
– Где она живет?
Блондинка мнется, хочет что-то объяснить, он нервничает, торопит ее: ну же, где живет эта Маурилла Арбати, я немедленно поеду к ней, привезу ее в квестуру и там мы размотаем клубок (Маскаранти еще верит в то, что клубок можно размотать), она ведь тоже фотографировалась, вот пусть и расскажет – как, зачем, кто снимал!
– Адрес! – отрывисто бросает он.
Блондинка пугается и переходит на шепот:
– Улица Нино Биксио, двенадцать. – Предельно четко, как и велел начальник.
– Вы ведь близкие подруги, верно? – делает вывод Маскаранти: чтобы знать наизусть адрес, надо быть очень близкими подругами.
Блондинка не отвечает, но это не важно, у него уже созревал другой вопрос:
– А почему Маурилла сама не явилась на вызов?
– Может, больна? – высказывает предположение начальник.
– Она умерла, – говорит блондинка и бледнеет.
Ее усаживают.
– Что же вы сразу не сказали?! – ярится Маскаранти (ведь если она умерла, значит, он не сможет ее допросить и тем самым размотать клубок).
– Она умерла год назад, – говорит блондинка. – Мне, когда я услышала ее имя по радио, прямо дурно стало – представляете, сколько времени прошло, и вдруг услышать, что ее вызывают в дирекцию, как будто она жива!
А умерла она очень просто, ушла с работы, никому ничего не сказав, даже ей, поехала в Рим, с приятелем, разумеется (блондинка, краснея, сообщает, что был у нее «один»), поехала, значит, искупаться, и там ей, должно быть, стало плохо... короче, на следующий день нашли ее в Тибре, не доезжая Рима, застряла в водорослях, как заброшенная лодка... Маурилла была в купальнике, а на берегу, почти в километре оттуда, лежали ее вещи. Блондинка узнала об этом только через неделю, от ее родителей, когда позвонила, чтобы узнать, что с Мауриллой.