Вильгельм Завоеватель

Зюмтор Поль

Среди его новых друзей были и братья Эдвин и Моркар, похоже, пришедшие к убеждению, что коронация нормандца восстановила единство королевства, и потому отказавшиеся от своих сепаратистских настроений. Но какие территории Вильгельм контролировал в начале 1067 года? Некоторое представление об этом дает изучение пожалованных им тогда хартий и дипломов. Формально или фактически он осуществлял тогда королевскую власть в Кенте, Суссексе, в Лондоне с прилегающими территориями, в Мерсии и, по крайней мере, в части Эссекса и Восточной Англии, то есть примерно на половине территории Английского королевства, правда, наиболее богатой и населенной. Корнуэльский полуостров и территории к северу от Трента тогда еще не были подвластны нормандцам; впрочем, они не признавали над собой и власти Эдуарда Исповедника. Что касается далекой Нортумбрии, укрывшейся за своими лесами и ориентированной на Скандинавию и Шотландию, то признание Моркаром нового короля для нее ровным счетом ничего не значило — это было его личное дело. Но даже в центре и на юге страны Вильгельм выиграл лишь первый тур борьбы и хорошо

понимал это. Гастингс, последовавшая за ним короткая кампания и коронация лишь ошеломили противников, которые в один прекрасный день могут прийти в чувство. Очень важно было выиграть время, чтобы обеспечить себе доминирующее положение. Для этого предпринималось строительство крепостей в стратегически важных пунктах страны. Так, в Винчестере цитадель была возведена прямо в центре города. Чаще всего это была просто-напросто деревянная башня, построенная на вершине холма, окруженного рвом и палисадом. Из камня строили гораздо реже. Таким образом, к 1070 году нормандцы располагали уже несколькими десятками крепостей. Местное население, покоренное захватчиками, испытывало по отношению к таким замкам, которых в Англии прежде не видели, смешанное чувство ненависти и страха. Материальная нужда тоже не способствовала изживанию враждебности. Для строительства цитаделей в населенных пунктах зачастую требовалось сносить существующие постройки. Так, чтобы расчистить место для королевского замка, в Линкольне стерли с лица земли 160 домов.

Между тем Вильгельм принял решение возвратиться в Нормандию. Он не мог до бесконечности держать на службе своих вассалов, ибо это чревато было крупными беспорядками по обе стороны Ла-Манша. Нормандские рыцари, только что на деле со славой показавшие свое владение искусством ведения войны, могли, если их слишком долго держать на военной службе, представлять собой серьезную угрозу для правителя. Надо было возвратить их к мирной жизни, к заботам о своих собственных владениях. И сам герцог-король испытывал потребность в передышке, дабы на досуге обдумать фактическое положение дел и наметить новые шаги, в частности, на дипломатическом поприще. Не исключено, что играли свою роль и мотивы личного порядка, желание засыпать в собственные закрома урожай, принесенный войной, а также предстать перед подданными во всем блеске только что обретенной победы.

Вильгельм вновь переплыл море перед Пасхой, которая в тот год пришлась на 8 апреля. Но прежде чем отправиться, он урегулировал административные вопросы королевства, чтобы обеспечить в стране мир в течение своего, быть может, продолжительного отсутствия. Он предпочел не вверять бразды правления одному человеку, разделив власть среди многих своих доверенных людей. Так, управление Кентом, преобразованным им в графство, он поручил своему брату Одо. Вальтеоф, Эдвин и Моркар сохранили, по крайней мере номинально, свои должности эрлов соответственно Нортхемптона, Мерсии и Нортумбрии. Гуго де Гранмениль отвечал за Винчестер с округой. Наконец, Гильом Фиц-Осберн должен был управлять центральной частью королевства к северу от Темзы со штаб-квартирой в Норвиче, городе, который, наряду с Дувром, был цитаделью на восточном побережье. Вильгельм опасался очередного вторжения из Скандинавии. Были приняты и меры по обеспечению безопасного судоходства по Ла-Маншу. Именно тогда был положен конец пиратству, которым занимались главным образом скандинавы и саксонцы, у южного побережья Британии. Король отпустил наемников, пожелавших возвратиться домой. Заплатив им все, что полагалось за службу, он лично сопроводил их до Певенси, откуда они благополучно отплыли на континент.

Сам он вышел в море в марте. На своих кораблях, груженных богатой добычей, он вез также почетных гостей (как они рассматривались официально, фактически же — заложников) — Эдгара, короля на один день, Моркара, Эдвина и Вальтеофа, архиепископа Кентерберийского Стиганда, аббата Гластонберийского, всех тех, кто за время его отсутствия мог возглавить заговор или стать знаменем заговорщиков. Ему хотелось также удивить своих новых подданных порядком и дисциплиной, царившими в Нормандии. Там как раз готовились к празднованию Пасхи, проводились длинные великопостные богослужения и совершались массовые покаяния, когда разнеслась весть о прибытии герцога-короля. Позабыв о Великом посте, народ предался ликованию; деревни опустели, ибо крестьяне устремлялись в ближайший город, через который должен был проехать Вильгельм. Торжественная встреча его состоялась в Руане, где восторженная толпа — мужчины и женщины, дети и старики — с упоением оглашала улицы возгласами приветствия. Вильгельм наслаждался зрелищем народного воодушевления: он умел извлечь всю возможную пользу в своем родном герцогстве от недавно приобретенного королевского достоинства.

На Пасху он собрал всех своих вассалов в храме Святой Троицы в Фекане, в том самом месте, где тридцатью двумя годами ранее его отец, готовясь отправиться паломником в Иерусалим, представил его людям как своего наследника. На ассамблею прибыл вместе с группой сеньоров из Иль-де-Франса и Рауль, граф Валуа, тесть французского короля: не поручил ли ему Филипп I официально представлять его по этому случаю? Или же он просто хотел получить интересовавшие его сведения? Капетинг ревниво следил за успехами герцога Нормандского. Вокруг церкви, в которой должно было состояться торжественное богослужение, царила атмосфера народного праздника. Приближался кортеж знатных господ. Грубые нормандцы пальцами показывали на двигавшихся в королевской свите знатных англосаксов с длинными волосами, в одеяниях, украшенных золотой вышивкой, — экзотическое зрелище невиданной роскоши. По мановению Вильгельма установилась

тишина, необходимая для богослужения. Сам он занял место на хорах, среди монахов. Затем он устроил для своих гостей роскошный пир, который украшала великолепная, прежде невиданная на континенте англосаксонская посуда, вдохновившая узревших ее на бог знает какие чудесные повествования...

Не менее роскошными подарками король осыпал монастыри Нормандии, особенно аббатство Святого Стефана, учредителем которого он сам являлся. Золотые слитки, украшенные вышивкой церковные облачения, дароносицы, чаши, «конфискованные» в английских церквях, — при виде такой красоты, восторженно предполагал Гильом из Пуатье, изумились бы даже византийцы и арабы. Королевская щедрость распространилась и на церкви, которые Вильгельм не мог лично посетить.

Бедное аббатство Святого Иакова, расположенное на самой границе с Бретанью, о котором забыли при распределении даров, получило от короля в порядке компенсации право ловить рыбу в прудах.

Первого мая состоялось освящение церкви Сен-Пьер-сюр-Див, а 1 июля, на освящении церкви Нотр-Дам в Жюмьеже, герцог-король в последний раз встречался с архиепископом Руанским Морилем, скончавшимся 9 августа. Духовенство Руана хотело было избрать его преемником Ланфранка, но тот после консультации с королем отказался. Для него предназначалась служба на ином поприще: вскоре он отправился в Рим, дабы доставить паллий для вновь избранного архиепископа Руанского Иоанна; надо полагать, его миссия имела еще и другие цели.

Видимо, по случаю празднеств, приуроченных к возвращению Вильгельма в Нормандию, епископ Амьенский Ги сочинил [30] довольно плохими латинскими двустишиями эпопею, прославляющую победу при Гастингсе, «Песнь о Гастингской битве», в которой он обрядил своих героев в маски античного театра, пытаясь уподобить их доблестным античным образцам, таким как Цезарь и Александр Македонский.

В тот триумфальный для Вильгельма 1067 год умер его тесть, граф Фландрии Балдуин, единственный из французских князей, кто еще мог соперничать с ним. Его преемник Балдуин VI правил всего три года, и после его смерти двое его сыновей поделили графство, на время похоронив могущество своей державы. Что же касается герцогства Нормандского, то в нем эра феодальных неурядиц, похоже, окончательно прошла. Только циничная Мабиль де Беллем, точно привидение из прошлого, неумолимо продолжала свою наследственную вендетту. Она никак не могла утолить свою ненависть к монахам аббатства Сент-Эвруль, учрежденного и богато одаренного ее кровными врагами из рода Фиц-Жере. Не осмеливаясь открыто вредить им (ибо она побаивалась своего супруга, доблестного Роже де Монтгомери, дружески относившегося к ним), она обременяла аббата Тьерри незаконными поборами и реквизициями. Однажды доведенный до крайности аббат пригрозил ей карами небесными. В ту же ночь Мабиль проснулась от сильной боли в челюсти, после чего в кратком приступе раскаяния подарила Тьерри церковь Сен-Мартен-де-Се.

30

Его авторство в настоящее время оспаривается некоторыми исследователями, хотя и признается, что «Песнь...» написана ранее весны 1068 года.

А в Англии тем временем ни Гильом Фиц-Осберн, ни Одо из Байё не сумели продемонстрировать тех качеств политиков, которых требовала от них ситуация. Их правлению были при-сущи все недостатки, свойственные оккупационному режиму, с его повторяющейся чередой поборов, актов неповиновения и репрессий. Отсутствие короля прибавило смелости даже робким. Многие представители английской знати покинули страну, намереваясь найти поддержку за границей. Англосаксонские хроники того времени свидетельствуют о многочисленных тайных сношениях с Шотландией, Ирландией, Фландрией, а особенно с Данией, с которой связывались определенные надежды. Король Свен Эстридсен, после гибели Харальда Хардрады занявший доминирующее положение в Скандинавии, пользовался симпатией народов севера. В то время тут и там в глубинных районах Англии стали появляться небольшие отряды людей, объявленных вне закона, то ли солдат, то ли разбойников, находивших спасение в скитаниях, позволявших им ускользать от всевидящего ока властей. Нормандцы называли их «дикарями» или «лесными людьми». Против них они были практически бессильны. Среди простого англосаксонского люда эти «дикари» пользовались репутацией легендарных героев. Некоторые из них поклялись не ночевать под крышей дома до тех пор, пока в стране не останется ни одного нормандца.

В период с апреля по декабрь 1067 года в четырех регионах королевства произошли кровавые беспорядки. Жители Нор-тумбрии, не признавшие назначенного им в правители нормандцами Копси, самовольно выбрали вместо него Освульфа, сына последнего эрла из числа местной нортумбрийской знати. Копси, продолжая исполнять свою должность, игнорировал это избрание. Тогда Освульф, собрав небольшой отряд из объявленных вне закона «лесных людей», устроил на него настоящую охоту. Однажды, когда Копси пировал со своими людьми в Ньюберне, на реке Тайн, он задумал застать его врасплох, однако Копси, предупрежденный о его приближении, укрылся в церкви. Однако один из его людей оказался предателем. Освульф поджег церковь и с боевым топором в руке встал у выхода из нее. Когда Копси, задыхаясь от дыма, попытался, наконец, выйти из церкви, он был зарублен. Этот инцидент стал не столько мятежом против законной власти, сколько сведением старых династических счетов, столь обычным в Нортумбрии. Нормандцы не имели возможности отомстить за гибель своего протеже, и Освульф оставался в должности правителя все лето, пока не погиб в схватке с разбойниками с большой дороги.