Виват, Королева!

Малиновская Настя

— Я ненавижу тебя всей душой, папа. Так сильно, что ты даже представить себе не можешь.

— А знаешь почему? — Гордеев обернулся ко мне с улыбкой, пряча руки в карманах пальто, — Потому что ты выбрала другие приоритеты в жизни. Если бы изначально ты выбрала мою сторону, может до такого бы и не дошло, — он кивнул на пистолет в моих руках.

Я сжала его посильнее, дулом следя за всеми его передвижениями по крыше.

— Как я могла занять твою сторону, если ты постоянно меня обманывал? Ты врал мне, ты все это время обманывал мои чувства

к тебе. Когда ты появился, вернее, свалился как снег на голову, ты даже и представить себе не мог, как я была счастлива. Я была готова простить тебе годы твоего отсутствия, весь твой бизнес, который ты ведешь, всю эту грязь, только ради того, чтобы у меня был отец. А ты меня обманывал, каждый раз.

— Все мы не без греха, но это лишь ради того, чтобы раскрыть тебе глаза на того, кто был с тобой рядом. Исаев чудовище, но ты слепо шла за ним, заглядывала ему в рот, боготворила его. Он обычный стервятник, который разорвет любого, кто встанет у него на пути. Даже тебя.

— Странно, но мне он говорил тоже самое про тебя.

— Потому что мы из одного теста, дорогая.

— Неправда.

— Правда. Только дай ему шанс, и он разорвет тебя, потому что ты станешь неугодной, лишней, ненужной. И он не посмотрит на твою преданность. Стоит лишь тебе оступиться и все…

— Он никогда не обманывал меня.

— И лишь за это, ты готова убить своего отца? За то, что твой любовник тебя никогда не обманывал? — Гордеев рассмеялся, снова поворачиваясь к краю, услышав внизу вой сирен.

— Ты мне не отец, — я «выплюнула» эти слова с такой ненавистью, сжимая пистолет при этом, что мне на секунду показалось, что у меня хрустнули пальцы, — Ты просто ублюдок, который разрушил мою жизнь, жизнь моей семьи, моих близких.

И снова перед глазами картинки, только теперь кладбище, могильная плита Гриши, бабушки. И место для третьей.

Я не выдержала и позволила слезам взять меня в плен.

— Подумай хорошо, не пожалеешь ли ты?

Он стоял напротив меня, метров через 10, пока я целилась ему прямо в грудь. Чтобы наверняка.

— Ты своими поступками сделал меня такой черствой, что мне кажется, кроме презрения, я ничего не почувствую. У меня просто нет выхода, — я усмехнулась, удобнее расставляя ноги в стойке, — Либо ты, либо тебя, все просто.

— Выход есть всегда, просто ты не там его ищешь. Подумай, что мы еще можем все переиграть, начать все сначала.

— Мы не можем каждый раз, когда тебе хочется, начинать сначала. Я слишком люблю Артема, чтобы дать тебе еще один шанс…

Противоположный выход на крышу, как раз напротив меня открылся громким хлопком и наружу вылез Жломский, трясущимися руками сжимая пистолет.

— Опусти оружие, иначе я вышибу тебе мозги, малолетняя дрянь.

— А вот и наш жалкий адвокатишка пожаловал. Посмотри папа, как перед хозяином выслуживается его верный пес. Трусливое ничтожество, которое сбежало сразу, как только почувствовал, что все пошло не по плану. Следил и вынюхивал, а потом бежал

и докладывал, позорная крыса…

— Потому что ты мешала мне, — неожиданно заорал Жломский и выстрелил, сам напугавшись, — Ты всем мешала. Ты запудрила всем мозги, дура…

— Отдай мне пистолет, Виталик, — попросил Гордеев, пытаясь подойти к нему ближе, — Ты, кажется, не принимал сегодня таблетки?

— Николай Иванович, все будет хорошо, я вам обещаю, я не позволю никому вас обидеть, Николай Иванович, — Жломский вытер выступивший на лбу пот свободной рукой, не сводя с меня глаз.

— Так ты все-таки больной, а я знала, ну вернее догадывалась и попала в точку. Ты псих, не зря Зимин на тебя гнал.

— Виталик, отдай пистолет, — снова повторил Гордеев, наконец, сжимая его руку своей, — Вера не провоцируй его. Он сейчас не в себе.

Мне уже было все равно.

Мысленно вспомнила все советы Витьки, когда он учил меня стрелять.

«Целься на вдохе — стреляй на выдохе».

Я сняла пистолет с предохранителя, вдыхая побольше воздуха… Когда за спиной скрипнула дверь, я нажала на курок.

Жломский завизжал, как последняя баба, с широко распахнутыми глазами наблюдая, как Гордеев оседает на холодную крышу, а потом начал стрелять, не особо заботясь, куда попадет.

Я смотрела отцу в глаза, пока под ним не начала расползаться лужа, чувствуя, как начинает накрапывать дождь.

Все-таки осень.

Внутренности обожгло огнем, и я прикрыла живот ладонью, которая тут же стала влажная. Разорвала контакт с отцом, наблюдая, как рядом с ним, уже на коленях, хватаясь за его руку, корчится Жломский, упавший от встречного выстрела на колени.

Не видела, кто стал моим Ангелом-Хранителем, но он явно мне помог.

Мое красиво пальто, цвета верблюжьей шерсти стало грязным. Оно намокло, дождь, и кровь неприятными пятнами пачкали его…

А потом у меня закружилась голова. Мне стало так больно и тяжело стоять, что пришлось опуститься на землю.

Витька, вытирая намокшее от дождя лицо, опустился рядом со мной, подтаскивая к себе.

— Все? — спросила я, выпуская из рук пистолет и нащупывая в кармане голубку.

— Еще нет, Рыжая, еще нет…

Дождь так упрямо лил, что мне стало холодно. А потом вспомнила сон, про рыжую кошку на руках хозяина, которая ушла, когда начался дождь.

Помните?

Значило ли это, что я уходила сейчас?

Не знаю, но я уже с трудом воспринимала происходящее, то ли забываясь, то ли заходясь в панике. Но отчетливо помню, как пришел Артем. Он оттолкнул от меня Ковалева, хватая меня за намокшее пальто, за плечи и прижимая к себе.

И вроде бы паника вокруг, люди какие-то, которых я уже не узнавала или мне не хотелось узнавать. Усталость страшная. Мне даже разговаривать не хотелось, хотя я видела, как Артем, что-то упрямо продолжает мне говорить.

А мне так больно, когда он меня трясет, открываю рот, чтобы попросить его перестать — и не могу.