Виза в пучину
Шрифт:
— Бог един, дорогой профессор, — вздохнула она, — и нет смысла делить религии на правильные и неправильные. Человек рано или поздно приходит к мысли, что его собственная жизнь, окружающий мир подчинены каким-то раз и навсегда данным закономерностям, многие из которых выше его понимания. И в силу этого он ищет символ всему непонятному и непознанному. Таким символом, соединяющим в себе как созидающие, так и разрушающие начала, для человека во все времена становился Бог. Но Бог как стержень Мироздания приходит в сознание людей всегда через какие-то верования, через религии, через учения, каноны и заповеди пророков — основоположников этих религий. Вот их имена: Будда, Моисей, Иисус Христос, Мухаммед…
— Дорогая, ты забыла
— Я о нем мало знаю, — призналась женщина и добавила: — К моему великому стыду.
— Ани, — взахлеб заговорил профессор, — религия Зара-тустры наиболее древняя, мало доступная для глубокого изучения. Именно этим она меня привлекла. Вот уже десять лет я серьезно изучаю Заратустру. Сегодня зороастризм исповедует лишь небольшая группа верующих в Индии и Иране. Они называют себя парсами. Я только что побывал в Узбекистане, где жил и творил великий Заратустра.
Мартин с интересом слушал диалог то ли преподавателей вузов, то ли ученых. О пророке Заратустре он читал в работах Фридриха Ницше, которым серьезно увлекся на третьем курсе университета. В своих тезисах этот немецкий философ писал о Заратустре как о проповеднике идеи «сверхчеловека». Ницше утверждал, что определяющей силой в природе и обществе является воля. Ход истории, по мнению немецкого философа, зависит от воли одиночек, стремящихся к власти. «Воля к власти», по Ницше, — главный побудительный мотив поступков и образа жизни «сверхчеловека» — «человека-зверя», «белокурой бестии», стоящей «по ту сторону добра и зла». Заратустра, по мнению Ницше, и был сверхчеловеком. Если бы природа не отпустила одной личности столько доброй жизненной энергии, сколько она вселила, скажем, в За-ратустру или Будду, Иисуса Христа, Мухаммеда, Моисея, то они не сумели бы выделиться среди своих современников, не стали бы мессиями. Природа наделила этих пророков сверхкачествами, сверхчувствами, которые и позволяли им выходить к людям с новыми идеями, предсказывать будущее, воодушевлять людей, вести их за собой.
Втайне от других Мартин считал себя сверхчеловеком, поэтому изучал Ницше, и Шопенгауэра, и всех других ученых, которые проповедовали культ сильной личности. Разговор соседей по столику настолько заинтересовал Мартина, что он забыл о своих невзгодах и внимательно слушал диалог представителей ученого мира.
— Я должен обратить внимание, — подчеркнул профессор, — на одну весьма характерную особенность: все пророки, основатели великих религий — выходцы из стран Востока. Будда жил и проповедовал в Индии. Моисей родился в Египте. Иисус Христос явился на белый свет в Вифлееме, близ Иерусалима. Мухаммед родился в одном из знатных городов Востока — Мекке. Не стал исключением и Заратус-тра. Его родина — древний Хорезм. Да иначе и быть не могло: великий человек всегда является там, где дух природы наиболее концентрирует свои начала. Такой чудотворной землей являлся Хорезм, что означает в переводе «Солнечная земля». Древний Хорезм, как утверждают персидские наскальные надписи и древние рукописи Греции, Китая и других стран, слыл весьма процветающей страной с высоко развитой материальной и духовной культурой.
Профессор оборвал свою речь, задумчиво посмотрел на собеседницу, улыбнулся и мажорно произнес:
— Дней пять назад я ходил по этой священной земле. — Он поднял к небу глаза, в которых сквозили гордость и восхищение.
Мартин сетовал на громкую музыку, которая накатывалась с эстрады и захлестывала зал ритмичными звуками, скрадывая фразы ученых.
— О, Хайнер, — воскликнула женщина, — ты посетил места древней цивилизации?!
— Да, Ани. Я видел знаменитый Регистан в Самарканде, древний комплекс «Чор-Минор» в Бухаре и знаменитый Чель-пык — храм бога огня, который находится на территории Хорезма и в котором творил Заратустра…
— Ты меня заинтриговал этим пророком, —
— Притягательная звезда Заратустры зажглась на стыке четвертого и пятого веков до нашей эры. Это отнюдь не случайность. Давно стало закономерным: в каждый переломный период развития человечества появляются такие личности, которые концентрируют в себе новые идеи и своим примером, своей праведностью, своими проповедями укореняют их в сознании народов. Эти личности, пророки или государственные деятели, концентрируют в себе судьбоносные новшества, надолго определяющие пути стран и народов.
— Какому богу преклонялись люди, живущие тогда на этой территории? — Она встряла с вопросом и тут же извинилась: — О, Хайнер, я прервала тебя. Ради Бога, прости!
— Зачем же извиняться, Ани, — улыбнулся профессор. — Я ценю твое любопытство. Итак, в Иран, Хорезм, Вавилон ассирийцами-завоевателями и их жрецами был привнесен бог Молох. Ему повсеместно возводились храмы, куда приносили в жертву детей и взрослых. С особым рвением жрецы исполняли кровавый ритуал тогда, когда начинались войны или на народ обрушивались засухи, голод, чума. В те трудные времена Молох собирал ужасную «жатву». И чем отчаяннее было положение, тем ненасытнее становился Молох, тем щедрее одаривали его жрецы…
Он прервал свой рассказ, прислушался к мелодии и неожиданно проговорил:
— Дорогая Ани, я люблю медленный танец. Разреши оторваться от кровавых картин прошлого и пригласить тебя на танго.
— С великим удовольствием, Хайнер. — Улыбка осветила ее лицо, и она торопливо поднялась, взяв под руку профессора.
Мартин сидел под впечатлением исторического диалога. Оно, это прошлое, сомкнулось вокруг него, словно забытый сон в гулком зале кинематографа, и кровавое месиво проплывало вокруг. Он пытался представить себе кровожадного Молоха, но образ расплывался. Зато его любимый Ницше предстал перед глазами четко и ясно и шептал ему о культе сильной личности, который утверждал себя в противовес реально существующим общественным отношениям и моральным нормам. Эта сильная личность не признавал ничего и шла к своей цели, сметая все на своем пути…
Они вернулись к столу довольные и улыбчивые. Профессор остановил кельнера и заказал по рюмочки коньяка, при этом вопросительно взглянув на Мартина.
— Спасибо, — поблагодарил Мартин. — Я пью лишь пиво, а на спиртное наложил табу.
— Вы поступаете совершенно правильно, — подчеркнул профессор и перешел на ораторский тон: — Я рассказывал о Молохе. Продолжу, с вашего разрешения. — Он окинул взглядом даму и соседа и, поймав одобрительные кивки, поведал: — В Карфагене стояла его главная статуя, сооруженная специально для принятия человеческих жертв. Она была колоссального размера, вся из меди, полая внутри. Го — лова бычья, потому что бык был символом силы и солнца. Руки у статуи были чудовищной длины, и на огромные простертые ладони клалась жертва. Руки, движимые цепями на блоках, скрытыми за спиной, поднимали обреченного до отверстия в груди. Внутри статуи пылал костер. За несколько минут жертвы на раскаленной решетке превращались в прах, а под ногами колосса быстро росла горка пепла.
— Это ужасно, Хайнер! — воскликнула она. — Хотя история знает много жестоких страниц, где лютовали правители.
— Ты права, Ани. Но я вернусь к тем дням, когда лютовал Молох. Как я уже говорил, детей клали живыми на раскаленные ладони чудовища. Родным, присутствующим при ритуале, строго-настрого воспрещалось демонстрировать печаль и страдания. Матерям запрещалось своих чад оплакивать при жертвоприношении, чтобы не вызвать гнева Молоха. Если женщина не выдерживала, принималась голосить или падала в обморок, то ее предавали позору. Чтобы рыдания матери и ребенка не были слышны, во время обряда жрецы и служители храмов били в барабаны, играли на флейтах, придавая ритуалу жуткий, мистический характер…