Владимир Набоков: русские годы

Бойд Брайан

Прошлое Набокова приготовило для него нечто, над чем ему не надо было работать. За несколько лет до того, как немецкие суды стали ликвидировать родовые имения, один из кузенов обратил его внимание на объявление о розыске наследников поместья Граунов, предков семейства Набоковых. В июне 1936 года Набоков унаследовал свою долю имения — тысячу рейхсмарок, сумму, составившую больше половины его годового дохода, который без нее был бы весьма скудным. Он хотел осенью (летом слишком дорого) поехать отдохнуть куда-нибудь в Бельгию, на природу. Или, может быть, и вовсе переехать туда. Однако крайней необходимости в этом, казалось, не было. Все кончилось тем, что Вера съездила с Дмитрием на десять дней в начале октября в Лейпциг к кузине Анны Фейгиной, а Владимир остался в Берлине⁶¹.

VIII

Теперь,

когда за три с половиной года наиболее сложные части «Дара» были написаны начерно, Набоков приступил к сочинению романа от начала до конца. 23 августа 1936 года он принялся за первую главу, вставляя в неистовую правку черновика беловые копии стихов Федора. Он писал с таким жаром, что уставала рука⁶².

Тем временем из Англии начали поступать кое-какие известия. Набоков послал в издательство «Хатчинсон» свой перевод «Отчаяния» только в начале апреля, и после долгого молчания издатели наконец сообщили, что пока не планируют его публиковать. Рецензенты не проявили никакого энтузиазма, «особенно по поводу Вашего перевода». Проблема не в переводе, — ответил Набоков, а в оригинальности книги: другими словами (Набоков из тактичности этого не написал), проблема состояла в том, что в серии «John Long Imprint» «Хатчинсон» выпускал дешевые популярные романы — категория, попасть в которую у «Отчаяния» было даже меньше шансов, чем у «Камеры обскуры»⁶³. Когда «Хатчинсон» все же решил издать книгу, Набоков попросил Глеба Струве порекомендовать ему кого-нибудь, кто мог бы отредактировать его английский перевод. Струве предложил одну из своих студенток, Молли Карпентер-Ли. В начале осени Набоков отослал ей перевод, пошутив, что ей предстоит «тщательно прочитать книгу в поисках разорванного инфинитива»⁶⁴.

Месяц спустя, когда «Хатчинсон» готовился включить «Отчаяние» в серию «John Long Imprint», Набоков снова посетовал на то, что в подобной компании его книга будет напоминать «носорога в мире колибри». Безрезультатно! «Хатчинсон» сделал по-своему. Не нашедшее своих читателей, «Отчаяние» затонуло так же быстро, как «Камера обскура». Каждая из книг принесла Набокову всего по 40 фунтов, но в его положении он был рад и этому⁶⁵.

IX

В сентябре 1936 года генерал Бискупский сделал попытку поставить на учет всех русских эмигрантов в Германии. Хотя регистрации можно было легко избежать, она сама по себе служила дурным предзнаменованием, и в течение следующих двенадцати недель Набоков занимался поисками работы, более или менее связанной с литературой, в какой-нибудь англоязычной стране. Он написал другу Алданова Александру Кауну в Калифорнийский университет. Он справился у миссис Карпентер-Ли о том месте в Кембридже, которое не смог получить Струве⁶⁶. Хотя в этих письмах, посланных из страны с диктаторским режимом, он предусмотрительно не касается политики, они раскрывают его душевное состояние. Обращаясь к археологу из Йельского университета, бывшему кадету Михаилу Ростовцеву, Набоков писал:

Обстоятельства мои сложились так, что мне приходится искать работу во что бы то ни стало. Литературные мои заработки ничтожны, на них невозможно прожить и одному, а у меня жена и ребенок, не говоря об ужасном материальном положении моей матери, да и всей семьи… Ни на какие случайные заработки, которые случались раньше, я сейчас рассчитывать не могу. Словом… положение мое отчаянное.

Он прибавил также, что уже давно мечтает преподавать русскую словесность в Англии или Америке и вновь, как и в письме Карповичу, выразил готовность работать в любом провинциальном колледже и даже взяться за преподавание французского языка⁶⁷. Известному слависту и давнему почитателю Владимира Дмитриевича, сэру Бернарду Паресу, Набоков пишет:

Никогда не думал, что смогу оказаться в столь бедственном положении, ибо я всегда полагал, что с годами выход моих романов в переводе будет служить поддержкой. Оказывается, я заблуждался: мои литературные заработки столь скудны, что их не хватает даже на самую скромную жизнь, и чем лучше я пишу, чем больше моя известность среди ценителей литературы, тем труднее мне издавать мои книги в переводе. Именно это заставляет меня

искать какую-нибудь интеллектуальную работу, которая позволила бы мне содержать мое небольшое семейство. Я готов заниматься чем угодно — преподавать или работать в каком-нибудь издательстве (где могло бы пригодиться мое прекрасное знание французского языка?) — и где угодно, если не в Великобритании, то в США, Канаде, Индии или Южной Африке. Я действительно считаю, что мог бы быть полезен в какой-нибудь англоязычной стране, — к сожалению, здесь я не могу надеяться ни на какую работу⁶⁸.

Набоков планировал совершить очередное литературное турне во Францию и Бельгию и не оставлял надежду, что сможет совместить с ним окончательный отъезд из Берлина. Намеченное на конец декабря, турне было отложено французской стороной всего за две недели до начала. К этому времени он закончил чистовик первой главы «Дара», фрагменты которой собирался читать на русских литературных вечерах. На этот раз он кое-что подготовил и для французских слушателей: эссе о Пушкине, столетие смерти которого отмечалось в январе 1937 года. Светозарное размышление об искусности жизни, этот, по выражению Набокова, «фейерверк праздничных мыслей на бархатном фоне Пушкина», предвосхищает настроение пятой главы «Дара», в конце которой Набоков также воздаст должное Пушкину⁶⁹. Никакие попытки Геббельса нацифицировать культуру не могли подорвать веру Набокова в глубинное и подлинно художественное начало, таящееся в жизни, которое неподвластно той зловещей пародии, которая разыгрывается вокруг. 28 января 1937 года он уехал из Берлина в Брюссель, Париж и Лондон, где должен был выступать по-русски, по-французски и по-английски, — уехал в поисках будущего для своей семьи, надеясь, что три языка, знание которых он привез из России, помогут ему где-нибудь обрести пристанище⁷⁰. На землю Германии он больше не ступит никогда.

ГЛАВА 19

В пути: Франция, 1937

I

Набоков приехал в Бельгию 19 января и провел три дня у своих друзей — Зинаиды Шаховской и ее мужа, Святослава Малевского-Малевича. Он повидался с братом Кириллом, чья беспечность, как всегда, пробудила в нем отцовский инстинкт, и наказал Малевским-Малевичам и кузену Сергею присматривать за ним. Вечером 21 января Набоков читал эссе о Пушкине в Брюссельском дворце искусств, а на следующий день выехал в Париж, где у него также были запланированы выступления¹.

Набоков собирался обосноваться с семьей во Франции или — если получится — в Англии или Америке и хотел, чтобы Вера присоединилась к нему, когда будет знать, куда именно ехать, и разделается с бесконечными формальностями, связанными с отъездом из Германии ² . Еще в 1930 году он думал о переезде в Париж, и сейчас, как и раньше, Франция во многих отношениях представлялась наиболее естественным выбором. Там жили четыреста тысяч русских эмигрантов, все основные газеты и журналы эмиграции были прочно связаны с Парижем. У Набокова уже установились прекрасные отношения с эмигрантской общиной, и, приехав в Париж, он, как обычно, остановился у Фондаминского — в «nervus rerum [138] парижской эмиграции» ³ .

138

Нерв вещей, движущая сила (лат.)

С другой стороны, во Франции Набоков не мог получить разрешения на работу⁴, даже на получение удостоверения личности — carte d'identit'e — ушло бы больше года, а шансы прокормить семью одними публикациями в русских изданиях были равны нулю. Хотя Набоков превосходно знал французский язык, в английском он чувствовал себя много свободнее и увереннее. Его единственными сочинениями на французском языке были мемуарная «Мадемуазель О» и эссе о Пушкине, тогда как он уже перевел на английский «Отчаяние», написал по-английски ряд автобиографических очерков и имел литературного агента в Нью-Йорке. Выступления и поиски работы в Лондоне были запланированы на февраль.