Во имя любви
Шрифт:
— Ладно, давайте мы с вами все-таки попытаемся пробраться обратно в клуб, минуя парадный вход, и отыскать дамскую комнату.
Флоренс вскинула брови.
— Вам тоже туда нужно? А зачем, позвольте спросить?
Ричард хмыкнул. Некоторая ершистость девушки не рассердила, а позабавила его.
— Ну, во-первых, одна вы ее вряд ли разыщете в здешних коридорах. Вы и так уже на улицу рванули, а надо бы вернуться…
— Вернуться? — Флоренс запаниковала. Снова войти в тот зал? Ни за что на свете! Даже если ей придется всю дорогу до дому идти пешком, завернувшись
Ричард понял ее сомнения.
— Не волнуйтесь, на вечеринку я вас не потащу. Если вы не заметили, то в холле есть еще одна дверь. Не на улицу, а к служебным помещениям. Наверняка нам удастся там отыскать искомое.
— Нам? — повторила Флоренс.
— Именно. Я сниму рубашку и отдам вам. Ну не в скатерти же вам домой ехать, в самом-то деле! А так подвяжете как-нибудь платье на поясе, сверху рубашка — не высокая мода, конечно, но все уж лучше этой тряпки.
Не давая ей возможности обдумать предложение, он спустился к Флоренс и, полуобняв за плечи, повел наверх. От прикосновения его руки, даже сквозь плотную скатерть, по всему ее телу разливалось сладостное тепло.
Увлекая девушку за собой, Ричард начал свободной рукой расстегивать рубашку. И от интимности этого нехитрого действия у Флоренс еще сильнее закружилась голова, а ноги стали ватными. Неужели… неужели это и есть пресловутое физическое влечение? Флоренс читала о нем, слышала от подруг, но никогда не испытывала ничего подобного нынешним своим ощущениям. Даже с молодыми людьми, которые ей очень нравились.
Девушка не могла бы заставить себя отвернуться, если бы и хотела. Но она не хотела. И как завороженная следила за движениями сильных длинных пальцев, за все ширящейся полоской загорелой кожи. Жаль, что было темно и Флоренс не могла насладиться этим зрелищем сполна.
— А вы-то как доберетесь домой без рубашки? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать, как-то нарушить наэлектризованную тишину, в которой разгулявшаяся фантазия начала рисовать ей слишком уж знойные картины.
Ну например, как приятно было бы коснуться этой золотистой кожи руками… а лучше губами. Ощутить упругую силу накачанных мышц. Сбросить с себя нелепую скатерть… и предстать перед ним такой же полуобнаженной, прильнуть к нему, тело к телу, грудь к груди…
В затуманенном сознании само собой всплыло распространенное в творческой среде поверье, будто бы полностью раскрепоститься, создавать по-настоящему страстные и прочувствованные произведения, творить в полную силу можно лишь после того, как лишишься девственности.
Глупости, конечно. Ерунда. Вздорный предрассудок. Однако Флоренс нередко приходилось слышать разговоры на эту тему. К старым девам все известные ей музыканты относились с почти не скрываемым презрением, а одна бывшая оперная дива — Флоренс брала у нее уроки — поведала по секрету, что не могла толком петь, покуда не завела себе любовника.
Слушая подобные рассуждения, Флоренс обычно смеялась. Так почему же сейчас это дурацкое поверье вдруг предстало перед ней в новом свете, словно бы наполнилось мудростью веков?
Ричард небрежно пожал плечами.
— Я же мужчина. Мне рубашку
Флоренс сделала над собой усилие, чтобы вновь обрести ясность мысли и прогнать назойливые эротические видения. Никогда прежде ей еще не приходилось настолько терять голову, тем более из-за почти незнакомого мужчины. Не приходилось и сожалеть о своем затянувшемся девичестве. Жизнь Флоренс была настолько заполнена всевозможными делами, интересами и работой, что эта сторона жизни занимала ее меньше всего на свете.
Молодые люди снова оказались в темном маленьком холле, но там их ждало разочарование. Вторая дверь, ведущая к служебным помещениям, оказалась заперта. Ричард поглядел на спутницу.
— Номер не прошел. Подозреваю, вернуться в зал и пройти через него вы не захотите.
Флоренс даже передернуло.
— Ни за что на свете!
— Так я и думал. А обойти здание кругом и войти через парадный вход?
Девушка выразительно замотала головой. Господи, и как она только умудрилась влипнуть в такую передрягу? Ведь если подумать, она вовсе не дурочка. И колледж окончила с отличием, и вообще всегда блистала. Так почему же с ней вечно приключаются нелепые истории?
— Нет, спасибо. Уж лучше обойдусь скатертью. — Интересно, очень глупо она выглядит замотанной в накрахмаленную тряпку? Должно быть, глупее не придумаешь. — Я потом выстираю ее и верну в ресторан.
Они снова вышли на крыльцо. По переулку, нестройным хором распевая «Эх, далеко нам до Типпирери», прошла стайка подвыпивших юнцов. Ричарда с Флоренс они даже не заметили, но он все равно инстинктивно шагнул вперед, загораживая девушку от чужих глаз.
Флоренс с каждой минутой все больше восхищалась этим мужчиной. Он вел себя безупречно, как истинный джентльмен. Сколько других бы на его месте с превеликим удовольствием предоставили ей самой разбираться с лопнувшим платьем и толпой жаждущих стриптиза зрителей!
— Послушайте, Флоренс… Черт, я даже не запомнил вашей фамилии. — Молодой человек вопросительно приподнял бровь.
— Флоренс Саузи. — Она церемонно протянула ему руку, второй покрепче придерживая складки скатерти на груди. Сегодня она нарушила столько писаных и неписаных правил, что теперь этот нехитрый светский ритуал казался ей чуть ли не мостиком, ведущим к нормальной жизни. — Приятно познакомиться.
Ричард столь же церемонно ответил на рукопожатие, одарив девушку белозубой улыбкой. Однако в глазах его сверкал подозрительный огонек.
— Ричард Кембелл. Взаимно.
Фамилия показалась Флоренс смутно знакомой. Где же она ее слышала? Но воспоминание ускользало. У нее вообще была плохая память на имена. Зато лиц она никогда не забывала и уж в чем-чем, а в том, что никогда в жизни прежде не видела Ричарда, нисколько не сомневалась. Такого мужчину она бы ни за что не забыла!
— Ну что ж, теперь, когда с формальностями покончено, мне, пожалуй, и вправду пора.
Уже поздно, а дел еще невпроворот. Завтра она планировала встать пораньше и хотя бы один день посвятить любимому занятию, осуществлению своей мечты.