Во власти ночи
Шрифт:
— Не стреляйте! — закричал Ван Ас.
Но пуля уже опередила его.
Найду повалился ничком. Ван Ас повернул его на спину. Он был при смерти.
— Он хотел напасть на вас, — объяснил стрелявший, явно потрясенный случившимся.
— Вы сделали как раз то, чего он добивался, — сказал Ван Ас.
— Может быть, позвать доктора?
— Поздно. Скажите, чтобы его убрали.
Оставшись один, Ван Ас опустился на колено. Из иссиня-лиловых губ Найду вытекала тоненькая струйка крови. Ван Ас низко склонился над ним.
— Найду! Найду! Мне очень жаль, что так вышло.
Найду открыл глаза. Сперва он
Ван Ас стоял на коленях рядом с мертвым индийцем, пока не прошло потрясение, вызванное его смертью. Он сталкивался со смертью не впервые. И видел ее почти так же близко, как и в эту минуту. Но она всегда потрясала его. А смерть этого человека потрясла его особенно сильно. Найду не суждено было умереть, не суждено было даже страдать. Если б только…
Ван Ас закрыл глаза покойнику. Прикосновение к неостывшему телу прострелило его дрожью.
Он быстро поднялся и подошел к окну. На улице еще царила уНыло-безликая ночь. Через час, вероятно, в комнату просочится тусклое предрассветное сияние с востока. Ван Асу было душно, тоскливо, и он уже стремился уйти из этой комнаты, которая совсем недавно казалась ему такой уютной.
Ему не суждено было умереть, но он умер, полный ненависти ко мне — не к Янсену или Джепи, а ко мне!
Он снова приблизился к телу и задержал на нем внимательный взгляд. Затем торопливо вышел и спустился в свой кабинет — написать доклад и поговорить кое с кем по телефону. Один из его звонков потревожил глубокий, безмятежный сон инспектора Янсена.
Когда Ван Ас разделался со своими делами, было уже около четырех, и весь мир тонул в бледном разливе утреннего света.
Он знал, что смерть Найду не долго будет оставаться тайной. Как только индийцы увидят его тело, а это произойдет очень скоро, они тотчас разнесут эту новость повсюду. Он позвонил дежурному и велел предупредить редакции всех газет, чтобы они не печатали никаких сообщений о Найду.
В тот самый момент, когда он выходил из управления безопасности, подъехал катафалк. Все служащие похоронного бюро были индийцами. Ван Ас знал, что, пока он будет в дороге, всех видных индийцев успеют оповестить о смерти Найду — и даже об ее обстоятельствах. Теперь, пожалуй, слишком рискованно оставлять его брата в полиции, надо поговорить об этом с Джепи.
На улицах не было ни души. Вдоль тротуаров тянулись шеренги деревьев, и асфальт блестел, как отполированный, в первых лучах солнца. Проезжая по улицам, Ван Ас почувствовал, что наконец-то может расслабиться: нет необходимости быть начеку и напрягать все свои нервы, но к нему стало исподволь подкрадываться привычное уныние. Когда он вошел в свою квартиру, она показалась ему мрачной и унылой. Им овладела мучительная тоска по Милдред Скотт. Образ умирающего Сэмми Найду — вот он шевелит губами, как будто хочет плюнуть, — настойчиво прорывался в его сознание. Какая-то хитроумная защелка в мозгу удерживала это видение, усиливавшее отчаяние, которое пряталось среди теней в его душе и при первой мгновенной слабости готово было наброситься на него… Если бы только Милдред была
Он налил себе вина и отнес бокал в спальню. Натянул пижаму, забрался под одеяло и выпил вино одним долгим глотком. Затем выключил свет и закрыл глаза. Но хотя тело его было разбито усталостью, прошло много времени, прежде чем он, наконец, уснул. И пока он был на грани бодрствования и сна, нечто, прятавшееся среди теней в его душе, всячески пыталось нарисовать перед ним лицо Сэмми Найду.
В тот самый час, когда он забылся желанным сном, доктор Давуд Нанкху разбудил свою сестру.
Она открыла глаза и, позевывая, сказала:
— В чем дело?
— Убит Сэмми.
Она уставилась на него растерянным, недоверчивым взглядом.
— Убит Сэмми, — повторил он.
И вдруг Ди Нанкху увидела Сэмми Найду так же ясно, как будто он был в комнате. Увидела его темное круглое лицо, его небольшие решительные глаза с крошечными прожилками в уголках, губы с лиловатым отливом, особенно заметным в часы сильной усталости или голода; его большое, крепко сколоченное тело и большие могучие руки: облик человека, на которого можно всецело положиться. Что они будут делать без Сэмми? Ведь он был как скала, подпирающая всю их организацию. И вот его нет в живых.
— О нет, — стонала она снова, и снова, и снова, и каждый раз со все большим отчаянием. Затем она разразилась рыданиями. Брат обвил ее руками, крепко прижал к себе и не отпускал, пока она не выплакалась.
Высокая худая женщина, которую звали Кисеи, принесла чай. Глаза у нее были покрасневшие, но она уже осушила свои слезы, и лицо ее казалось сурово отчужденным и бесстрастным. Первый приступ горя прошел, но она долго еще будет лить молчаливые слезы — пока время не притупит остроту воспоминаний об этом человеке, о его доброте к ней и всем, кого она знает и любит, воспоминаний о надеждах, которые он разбудил в ней и ее народе, но до тех пор, пока она не забудет все это, не забудет его лицо, голос и тепло его рук, она не перестанет оплакивать смерть своего мистера Найду, хотя ни один человек не увидит на ее глазах слез.
— Что же нам делать? — спросила Ди Нанкху.
— Продолжать! — ласково ответил ее брат.
— Так всегда говорил он, — грустно молвила Кисеи. — Но теперь некому нас учить.
— Есть много людей, — сказал Нанкху, — и среди них попадаются замечательные.
— Может быть, и замечательные, док, — холодно откликнулась Кисеи, — Но не такие, как он. Пусть даже лучше, чем он, но не такие.
— Твоя правда, Кисеи, — вздохнул Нанкху. — Не такие, как Сэмми.
— Как он погиб? — спросила Ди после ухода Кисеи.
— Этого мы никогда не узнаем, но люди, которые везли тело, предполагают, что он сам спровоцировал свою смерть. Агенты уголовного розыска забрали его около десяти часов вечера. Он просидел у них в управлении до раннего утра, когда заявился этот блистательный и жестокий мистер Ван Ас…
— Этот гнусный человек! — перебила Ди.
— …И он велел перевести его в управление безопасности. Там, в этой печально знаменитой комнате, где Ван Ас допрашивает арестованных, около часа назад Сэмми умер.