Водная жила
Шрифт:
Первой постановкой решили сделать «Ромео и Джульетту» Шекспира. Главные роли достались Кольке и Наташе, они уже несколько месяцев официально встречались после истории с маршем трактористов.
Но тут выяснилась проблема, никто не умел читать с выражением. Колька декламировал монологи Ромео голосом, которым обычно докладывал о состоянии техники:
— Джульетта есть солнце! — выдавал он бесстрастным тоном. — План освещения поля выполнен на сто десять процентов!
Наташа была не лучше. Клятвы в любви звучали в ее исполнении как отчет
— Ромео, Ромео! Зачем тебе быть Ромео? — произносила она монотонно. — Статья расходов номер пятнадцать. Кредит девяносто пять рублей.
Галя пыталась их учить:
— Нужно вкладывать чувства в слова! Ромео страстно влюблен, а Джульетта мечтательная и нежная!
— А как это, страстно влюблен? — недоумевал Колька. — Покажите!
И тут неожиданно для самого себя я оказался втянут в театральную деятельность. Галя попросила меня помочь с режиссурой, объяснить, как нужно читать текст, какие эмоции вкладывать в реплики.
— Виктор Алексеевич, вы же образованный человек, — убеждала она. — Наверняка в институте участвовали в художественной самодеятельности?
На самом деле мой опыт ограничивался школьными постановками, но что-то в этом предложении показалось мне привлекательным. Возможно, возможность провести время с Галей за творческой работой.
Репетиции проходили в конторе совхоза после рабочего дня. Включали настольную лампу с зеленым абажуром, садились вокруг стола, покрытого зеленым сукном, и читали по ролям.
— Колька, — объяснял я, — представь, что Наташа уезжает завтра в другой район навсегда. Что ты почувствуешь?
— Плохо почувствую, — честно ответил парень.
— Вот эти чувства и вкладывай в слова Ромео!
Галя выступала звукорежиссером, создавая звуковые эффекты подручными средствами. Шум ветра изображала, шелестя бумагой возле микрофона. Звон мечей — ударяя ложками по кастрюлям. Шаги — стуча каблуками по деревянному ящику.
Первая трансляция состоялась в среду вечером. К радиоприемникам собрались все жители поселка, от мала до велика. В столовой, где стоял основной громкоговоритель, яблоку негде было упасть.
И произошло чудо. То, что на репетициях звучало неуклюже, в эфире превратилось в самобытную народную интерпретацию классики. Ромео-Колька объяснялся в любви голосом простого парня, искренне и без театральных красивостей. Джульетта-Наташа отвечала ему с деревенской непосредственностью.
— Не откажись от имени своего! — говорила она. — А если не хочешь, то поклянись в любви, и я не буду больше Капулетти!
— Хорошо, — отвечал Колька после паузы. — Клянусь!
Зал взорвался смехом и аплодисментами. Это была уже не трагедия Шекспира, а веселая деревенская комедия о любви двух молодых людей.
Особенно удался эпизод с балконом. Роль балкона играла тетя Клава, изображая скрип досок звуками радиоузла:
— Джульетта на балконе! — объявляла она. — Скрип-скрип!
— Ромео под балконом! — отвечал Колька. — Топ-топ!
Когда
— Вот тебе яд, — говорил он голосом опытного механизатора. — Только осторожно, штука опасная. Как антифриз в радиаторе!
Спектакль закончился всеобщим весельем. Ромео и Джульетта остались живы, тетя Клава объявила, что у нас будет счастливый финал, потому что «молодые люди должны жить и радоваться».
— Когда следующий спектакль? — кричали слушатели.
— На следующей неделе «Три мушкетера»! — пообещала Галя.
После спектакля мы остались в конторе убирать реквизит. Галя аккуратно складывала листы с текстом в папку из коленкора, я сворачивал самодельные декорации.
— Спасибо, что помогли, — сказала она, поднимая на меня глаза. — Без вас ничего бы не получилось.
— Мне самому понравилось, — признался я. — Давно не занимался ничем творческим.
Мы стояли близко друг к другу в освещенном кружке настольной лампы. За окнами выл ветер, трещал мороз, а здесь было тепло и уютно. Галя была в темно-синем шерстяном платье с белым воротничком, волосы аккуратно уложены, на щеках румянец от волнения.
— Виктор Алексеевич, — сказала она тихо, — а можно я вас кое о чем спрошу?
— Конечно.
— Вам не кажется, что мы хорошо работаем вместе? Не только в НИО, но и… в других делах.
Вопрос повис в воздухе. Я понимал, что это не только о театре. За последние месяцы мы стали гораздо ближе, наши отношения переросли рамки служебного сотрудничества.
— Кажется, — ответил я честно. — Более того, я думаю, что мы… подходим друг другу.
Галя слегка покраснела, но не отвела взгляд:
— Я тоже так думаю.
За окном бушевала сибирская зима, но в этой комнате царили тепло и понимание.
На следующий день случилась неприятность, которая могла сорвать все планы строительства. Во время ночной смены лопнул главный паропровод системы обогрева, сварной шов не выдержал давления и перепадов температуры.
Железняков стоял возле лопнувшей трубы, из которой валил белый пар, и мрачно качал головой:
— Без пара работы останавливаются. Земля мгновенно схватится, даже кирками не разбить.
Проблема была серьезной. Сварщик бригады Иван Николаевич Сидоров свалился с высокой температурой — грипп, осложненный ангиной. Ближайшая замена находилась в районном центре, но дороги замело, добраться было невозможно.
— А в совхозе сварщики есть? — спросил прораб.
— Один, в МТМ работает, — ответил я. — Но он простой, не аттестованный. Трубы высокого давления ему не доверяют.
— Хоть что-то, — вздохнул Железняков. — Покажите его.
Сварщиком в машинно-тракторных мастерских работал Михаил Степанович Токарев, мужчина лет сорока пяти с добродушным лицом и золотыми зубами. Специализировался на ремонте сельхозтехники, сваривал треснувшие рамы тракторов, чинил ковши экскаваторов.