Волф Мессинг - человек загадка
Шрифт:
Я всегда старалась объяснить ему, что Вольф Григорьевич человек с необыкновенным даром и заслуживает потому особенно чуткого к себе отношения.
Нужно отдать сыну должное: он относился к Мессингу очень уважительно, но без заискивания, Саша никогда не был мальчиком-паинькой, энергии в нем было на троих и, давая выход этой энергии, он нередко расстраивал меня. Но на мои рассказы о его шалостях Мессинг реагировал добродушно, уверяя меня, что мой сын станет толковым и честным человеком. Конечно, такая похвала из уст Мессинга была бальзамом для материнского сердца.
Саша с ранних лет мечтал
Те несколько лет мне запомнились как относительно тихое и спокойное время для обеих наших семей. Но безмятежная жизнь ни у кого не длится бесконечно. Внезапно на жизненном горизонте появляются тучи и наполняют душу болью и тоской.
Заболела Аида Михайловна — злокачественная опухоль молочной железы. И снова клиника, опять лекарства и вновь тревоги.
После ампутации всей молочной железы началось длительное консервативное лечение. Нет сомнения, что Мессинг предвидел печальный исход. Он впал в меланхолию. В семье ощущалось тягостное напряжение. Ираида Михайловна всецело была занята больной сестрой. Допоздна просиживала у ее постели, выполняя все предписания врача и указания самого Мессинга. И болезнь, радикального лечения которой не найдено и поныне, вдруг была приостановлена на время.
Я искренне восхищалась Аидой Михайловной. Каким духом нужно было обладать, каким оружием она вооружилась для жизни? В перерывах лечения химио- и рентгенотерапией сопровождать Мессинга в его гастролях и продолжать быть ведущей на его сеансах! Но во время поездки в Горький она окончательно занемогла и в сопровождении медицинской сестры пароходом была отправлена в Москву.
Она даже не смогла уже спуститься сама по трапу, и Вольф Григорьевич вынес ее на руках. Так прервалось их волжское турне — последнее в ее жизни. Состояние ее было столь тяжелым, что и на пароходе ей постоянно делали инъекции, чтобы только живой довезти до Москвы.
На сей раз Вольф Григорьевич в госпиталь ее не положил. Он понимал — незачем. Он знал, что это конец. А все началось много лет назад, в Тбилиси, когда он сказал Аиде Михайловне, что с этой болезнью шутить нельзя… Да и сама она понимала, что погибает. Отсчитывая свои последние дни, она пыталась убеждать Мессинга, что все будет хорошо, что все обойдется. Даже в таком состоянии проявлялся ее альтруизм.
Ей создали в доме обстановку полнейшего покоя. Без нужды в дом никто не входил, но жизнь угасала на глазах.
Однажды навестить больную пришли академик Блохин — директор Института онкологии — ученый-исследователь, блестящий хирург, который и оперировал Аиду Михайловну, и академик Кассирский, очень уважаемый Вольфом Григорьевичем. Терапевт-гематолог с мировым именем, Кассирский, как и другие, не мог объяснить феномен Мессинга.
Было начало июня — любимое время года Аиды Михайловны. После дождя в окно проникал аромат цветущих лип. Их было много под окнами квартиры. У постели больной в тягостном раздумье сидели оба светила медицины, словно испытывали чувство вины перед Аидой Михайловной за безуспешное лечение. В доме все еще жила медицинская сестра Антонина Алексеевна Фролова, сопровождавшая больную из Горького. Вместе с Ираидой Михайловной она неусыпно находилась у постели умирающей женщины.
Потом, чтобы не утомлять Аиду Михайловну, все перешли в кухню, небольшую, но уютную. Никому не хотелось уходить. Вольфа Григорьевича нельзя было оставлять одного с его мыслями о смертельно больном, самом дорогом и любимом человеке. У него во всем мире не было больше ни одной родной души. Уничтожая целые народы ради торжества своей сумасшедшей идеи, Гитлер уничтожил и всех родных Мессинга.
Вольф Григорьевич не мог усидеть на одном месте, часто вставал и ходил взад-вперед.
Молчание нарушил академик Блохин:
— Вольф Григорьевич, дорогой мой, не нужно так переживать… Знаете, бывает так, что больному плохо, а потом вдруг наступает улучшение и больной живет долго и в приличном состоянии здоровья… Я помню…
Мессинг не дал ему договорить. Его трясло, руки дрожали, и по лицу пошли красные пятна.
— Послушайте, — почти закричал он, — я не мальчишка! Я Мессинг! Не говорите мне глупости, она уже не выздоровеет. Она… умрет.
Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Или наступит то состояние нервного шока, которое как увертюра открывало его выступления на сцене. Он стих, постоял с минуту посреди кухни и тихо сказал:
— Она умрет 2-го августа в семь часов вечера…
Сам он тут же расслабился, вернее сник, плетью повисли руки, и он тихо опустился на стул. Я быстро взглянула на Блохина — оценить реакцию. Знаменитый врач обомлел от сверхчеловеческого прогноза. Сейчас не узнать было в нем уверенного в себе целителя. В его глазах читался и ужас, и почтение одновременно.
О, Боже! Как хочется, чтобы хоть на этот раз Мессинг ошибся в ясновидении. Вновь воцарилась гнетущая тишина, и когда все расходились, не было сказано ни единого слова — только прощальные жесты.
Разве это не ужасно, когда в семье есть человек, знающий точно о предстоящем горе? Тогда жизнь, как на аэродроме — вылет откладывается, но будет непременно…
Слух о предсказании не мог не просочиться в медицинские и научные круги Москвы. Возможно, что и сам академик Блохин рассказал своим коллегам о предвидении Мессинга. Но так или иначе, его мрачный прогноз стал достоянием многих москвичей, и все со смешанным чувством ждали рокового дня: никто не желал смерти, но и любопытство не покидало людей. А вдруг?.. Наступил июль, состояние Аиды Михайловны заметно ухудшилось. Напряжение росло, день для нас пролетал быстрее секунды. Июль прошел.